Выйдя из ванной, Боря спрятал пистолет во внутренний карман куртки. Родители Олеси были ещё на работе, так что им никто не мешал.
— Расклад, пока такой: около десяти вечера выдвигаемся на исходные, — ещё раз уточнил Косик, когда все собрались возле компьютера. — Ровно в десять ноль-ноль созваниваемся по сотовым в режиме конференцсвязи. Все проверьте заряд и наличие денег на счёте. Гарнитуры у всех? Дальше я звоню брату, говорю ему кодовое слово. Он, вроде, нормально сегодня закодировался. Будем надеяться, с этой частью операции проблем не будет.
— Наши роли остаются такими же? — уточнила Олеся.
— Да. Ты идёшь со мной, Иво — с Борисом. Хотя ваше присутствие, в общем, не обязательно. Просто будете подстраховывать. В помещения не заходите.
Потом обратился к Борису:
— Если команде он подчинится, то сам откроет тебе дверь в здание. После того как войдёшь, он должен тебя слушаться. Просто скажешь ему понизить подачу триколитрона с Объекта-11 в сто раз. Говори медленно и внятно. Если начнёт сопротивляться, повторишь код, — он протянул Борису листочек с несколькими написанными на нём словами. — А как только он это выполнит, скажешь ему выпустить тебя на улицу. Если что-то пойдёт не так, то ты сам должен снизить подачу. Это не сложно. Там стоит отдельный монитор. Не на стене из мониторов, где транслируется изображение с камер, а один из трёх, которые стоят отдельно. На нём так и написано: „Объект номер одиннадцать“. На нём — три окна, но могут быть открыты и ещё какие-нибудь. То, которое показывает подачу триколитрона, небольшое такое, продолговатое. Его не сложно отличить: там должно быть написано „массовая подача“.
Далее Кос объяснил порядок действий: что нужно сделать, чтобы самому поменять дозировку. Заставил Борю повторить все операции от открытия меню „Корректировка режима“ до стирания записи о вмешательстве в систему в окне „Редактирование лога“.
После этого решили сделать перерыв, отдохнуть перед тяжёлой ночью. Иво ещё не закончил монтировать сообщение. По его словам, ещё нужно как минимум несколько часов, но он сможет закончить и у себя дома, позже. После чего он ушёл к себе домой, пообещав прийти к половине девятого. А ребята остались — Косик не рекомендовал товарищу идти домой. Он был уверен, что сегодня, да и в ближайшее время, его никто не тронет. Но следить, после того как обнаружат, будут наверняка.
Затем подробно обсуждали действия после акции на Объекте. Кос считал, что Боре нужно срочно увольняться и куда-нибудь уехать — есть ещё надежда, что его не арестуют. Начали прикидывать варианты продолжения операции, и вообще действий, в случае ареста Бориса. Пришли к выводу, что каждый из группы должен иметь личный план на случай ареста любого из товарищей. Причём, отдельные пункты его должны быть одинаковыми для всех, например места сбора и средства конспирации. А некоторые — секретными от других. Сразу засели за написание общей, несекретной части плана. Но тут вмешалась Олеся и, несмотря на протесты друзей, уложила их спать. Хитрая девушка разместила ребят в разных комнатах. Так что, немного поворочавшись, оба со временем всё же действительно уснули.
Иво пришёл в двадцать пять минут девятого. Родители Олеси уже вернулись с работы, и были очень удивлены обилию гостей у себя дома. Но старались не вмешиваться в их разговоры, что гостям, в общем-то, и было нужно.
Ребята заметно нервничали, так что Олеся заставила их уже в который раз выпить валерьянку. Пока заговорщики спали, она приготовила шикарный ужин, но он остался почти не тронутым. Посидели, попили чайку, помолчали.
— Ну всё, — сказал Кос как можно непринуждённее, — пора!
Глава 17
Постепенно Вера стала понимать, за какую неподъёмную работу взялась. Размеры её базы данных постепенно разрастались, а переработанной оставалась только небольшая часть оцифрованных архивов. По её просьбе, подкреплённой твёрдыми суммами, ещё несколько раз ей записывали материалы. Так что постепенно у неё оказались почти все электронные документы центрального городского архива. Но сколько ценной информации было в тысячах папок и коробок, пылившихся на стеллажах, сложно даже представить.
После того как появилась масса имён, произведений и событий, стал возникать вопрос: куда двигаться дальше? Пётр Павлович настаивал, что нужно продолжать исследование деятельности известных писателей и артистов. Он предлагал ей выбрать пока одного или нескольких, по которым Вера сможет найти самую интересную информацию. Например, Гумилёва или Смоктуновского. А затем целенаправленно набирать факты конкретно по этим людям. При такой схеме он даже обещал выделить кого-нибудь из стажёров для помощи в разборе архива.
У Веры же постепенно формировалась другая точка зрения на этот вопрос. Перебирая сотни и тысячи листов самых различных документов, она постепенно погружалась в мир героической истории этого недружелюбного города. Мир, к которому она привыкла относиться с иронией московского сноба или негодованием человека, не желающего смириться с масштабами всесоюзной бойни, постепенно менялся и затягивал её.
Она просто не могла представить, что люди, жившие в столь невыносимых условиях, могли любить и мечтать, а в свободное от работы время — творить, или хотя бы вынашивать планы бессмертных произведений. Но самое главное — оставаться людьми. Чего стоила, например, организация в пятидесятых годах молочной фермы, обеспечивающей морильских детей свежим молоком? Не порошковым, как сейчас, а свежим! Явление, в современном городе совершенно непредставимое! Получается, что сегодня её дети не будут иметь даже того, что имели несколько десятилетий назад? Поражённая Вера уже не хотела писать о столпах отечественной науки и литературы. Ей хотелось раскрыть пласт культуры практически никогда не поднимавшийся: материальный и духовный мир этого изолированного сообщества совершенно уникальных людей, бросивших вызов смерти и отупляющей бессмысленности лагерного существования. Читая местные газеты, информационные листки, распоряжения, она интуитивно чувствовала как невозможные климатические и убогие бытовые условия, адский труд накладывают отпечаток на мировосприятие авторов, на их язык и обычаи. И мимо этого она пройти не смогла.
Ещё не зная точно, о чём конкретно будут её статьи, если это вообще будут статьи, она решила разрабатывать тему взаимосвязи материальной и духовной культуры Морильска эпохи культа личности. Конечно же, Пётр Павлович не был в восторге от такого поворота в работе Веры. Предлагая эту тему, он преследовал свои вполне определённые цели, в которые не вписывались Верины новаторские планы. Поэтому, вначале мягко, потом всё более настойчиво, он начинал давить в свою сторону. Когда аргументы о никчемности темы и потерях времени не подействовали, он стал действовать более решительно — потребовал скорейших результатов в виде реальных статей. Этот удар ниже пояса популярен в журналистском цехе как надёжное средство, позволяющее приземлить не в меру творческих авторов.
В общем, вечером пятого сентября Вера получила чёткое задание: в течение двух недель подготовить статью на две тысячи знаков, которая будет открывать историко-культурный цикл, анонсированный газетой. В противном случае, она лишалась внештатного членства в газете и, естественно, всякой поддержки со стороны Главного.
Эта новость, конечно, не привела супругу и.о. Второго в шок, но и приятной не показалась. Пришлось срочно корректировать планы своей работы, чтобы успеть подготовить что-нибудь стоящее.
Не прибавлял энтузиазма и постепенно усиливающийся токсикоз беременности. После того как её два раза стошнило в самые неподходящие моменты, она обратилась к Евдокии Степановне. Та её обследовала, никакой патологии не нашла, уверила, что беременность проходит нормально, а это — обычное явление для первого триместра и скоро пройдёт, выписала витамины и препараты железа. Напоследок шёпотом посоветовала в случае сильной тошноты — полфужера настоящего и очень холодного шампанского, как самое лучшее и секретное средство её молодости.