— Понятно, понятно! Слухай сюда! Как зацепишь семнадцатый, Саню поставь рядом с ним, только пусть метра на два отойдёт, мало ли что… Трогайся потише, а ты, Сань, смотри как колёса вращаются. Если послышишь чего, или увидишь, что с рельс сходит — сигналь ему! Сам, как вагоны от семнадцатого зацепишь, — продолжал объяснять он Саше, — не гони сильно. Не выше третьей позиции. Для пустого состава — выше крыши. Да ты не улыбайся, а на ус мотай! Если забуришь состав, накажу наравне со сменой Семёныча, не посмотрю, что ты не машинист!
После такого вот напутствия чуть не бегом побежали на клеть, потому что позвонили со ствола, сказали, что она уже ждёт. Если в пять минут не подойдут, начинают проверку подъёмной установки, и дальше спуститься можно будет только со всей сменой.
Неисправный электровоз притащили быстро и без проблем. Очевидно, его даже не пытались отбуксировать в депо. Затем Сашу забрали на ремонт просевшей троллеи на одной из выработок, а Борис начал возить руду.
С пятой по счёту партией руды его остановил Михалыч и обрадовал, что надо ехать на сотый горизонт: туда должны сгрузить руду с новых забоев, и её тоже желательно сразу перевезти. Борису такая перспектива впервые понравилась, потому что он уже порядком проголодался, а перерывом тут, кажется, и не пахло.
На сотом, как всегда, было тихо и пустынно. Руды во всех рудоспусках набралось, от силы, на три вагона. Пришлось звонить диспетчеру, он объяснил, что её ещё не начали отгружать. Вот-вот уже. У машинистов ПДМ, дескать, тоже какие-то проблемы. После этого осталось только оставить диспетчеру телефон подстанции и отправиться туда.
Почему-то на руднике бывают такие дни, когда без всякой видимой причины начинает ломаться всё подряд. Это явно был один из таких загадочных дней. У Бориса настроение было замечательным, как и у любого нормального человека, получившего внезапный перерыв в тяжёлой работе. Саша же, напротив, был угрюм и молчалив. Молча открыл подстанцию, молча бросил сумку с вещами и всё также молча достал чайные принадлежности.
Бориса начало выводить из себя такое настроение товарища. Он уже несколько раз пытался его разговорить, но тот отвечал односложно и нехотя. Лишь только когда были извлечены кружки, Саша проявил склонность к разговору:
— Ну почему же такой бардак?
— Что ты имеешь в виду?
— Что имею?… — Саша взял кипятильник и задумчиво помешал им начинающую закипать воду. — Насколько нерационально используется наше время. Просто на всякий случай забросили на сотый… Нет, нам-то хорошо. Вот увидишь, больше ничего сегодня делать не придётся. А вот ребятам на пятидесятом — тоска. Наверно, вообще без обеда будут сегодня.
— Ну и ладно. Радуйся, что у нас сегодня такой расклад, — ответил Борис, довольно наблюдая за закипающей жидкостью.
— А у тебя нет ощущения, что народ становится каким-то чумным? Все всем довольны… Мы довольны тем, что можем спокойно посидеть здесь. А на пятидесятом, можешь потом проверить, будут довольны, что удалось выполнить сменное задание и нагнать план.
— Ну да, согласен, — Борису не нужно было никого спрашивать, чтобы понять настроение ребят — сам не раз испытывал такое.
— Но в том-то и дело! Все с настойчивостью полоумных ищут повод найти удовлетворение от текущей ситуации, — продолжал Саша, пытаясь развязать плотно закрытый пакет с сухариками. — Вне зависимости от того, насколько плохо или хорошо в реальности обстоят дела.
Наконец ему удалось расслабить узел на пакете.
— Например, сейчас, по идее, каждый работяга должен клясть Семёныча и его смену, — пакет с аккуратно подвёрнутыми краями был поставлен на стол. — А каждый начальник должен думать, как сделать, чтобы подобное никогда не повторилось. Я уже не спрашиваю, что в это время делает наша лучшая в мире информационная система, при которой такие ситуации не должны бы возникнуть в принципе.
— Ну… логично.
— А как обстоит дело в действительности? — спросил Саша и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Рабочие рады, что руда пошла хорошо, и, хотя они бы уж точно никак не пострадали, переживают, как бы догнать план. Руководители озабочены только одним: как бы всё замять, чтобы происшествие получило наименьшую огласку.
— Ну и план дать.
— Нет! План их сейчас волнует постольку поскольку. Средина месяца — план наверстают ещё три раза. Если бы можно было не давать план, но замять дело лучшим способом — так бы и сделали. И ничего для этого не пожалели. А план нужен сейчас для только для того, чтобы сказать завтра на явочной планёрке: какая авария? А! То мелкое происшествие в конце третьей смены? Да какая ж это авария? Так, незначительная поломка, которую мы ликвидировали через два часа, а ещё через несколько — нагнали тоннаж.
— Ну, это понятно, — сказал неуверенно Борис.
Саша посмотрел на него прищурившись и тихо вздохнул.
— Вот и ты — как все.
— То есть?
— Все запрограммированы на какие-то действия и никто не задумывается ни о их смысле, ни о своей роли в этой пьесе абсурда.
— А в чём она, эта роль?
— На мой взгляд, — сказал тихо Саша после некоторой паузы, — она приблизительно у всех одинакова: быть исправным винтиком в гигантском механизме создания ценности… И с радостью нести свой крест…
— Да ты просто в обиде на ту смену, что нам так всё пересрали. Но выводы у тебя поистине глобальные, — сказал Борис, подвигая к себе кружку. — У тебя есть какие-то аргументы, кроме сегодняшней ситуации?
— Вот сколько сейчас градусов наверху? — ответил вопросом на вопрос Саша.
— Да где-то сорок три, а что?
Борис положил сахар из стеклянной кофейной банки и начал его помешивать. Сашин чай тоже закипел.
— Ну и как, тебя это не напрягает? — он достал из кружки кипятильник, обхватил её полосой специально для этого приготовленного картона, чтобы не обжечься — у неё не было ручки — и перенёс на стол.
— А что должно напрягать? — Борис искренне не понимал, к чему клонит товарищ.
— Ну как же! В такой мороз носа на улицу не высунешь! Дети месяцами в школу не ходят. Полгода ты кроме своей квартиры да Людкиной не видишь ничего! Не напрягает убожество нашей жизни?
— Но мы ведь делаем нужное стране дело. Да, к тому же, зарабатываем неплохо, — ответил Борис, отрываясь от сухаря. — А не понравится, так и уехать можем… В любой момент.
— Уехать? — не унимался Саша. — Куда ты уедешь? И когда? Кто из твоих знакомых уехал за последний год?
— Никто не уехал, — сказал Борис, подумав секунду и прислушиваясь, как что-то холодное опустилось в области живота. — Так ведь всех устраивает и эта жизнь, и блага, которые они получают взамен. Соседи, вот, собираются уехать через пару лет. И многие, вообще.
— Да ты мозги включи! — продолжал Саша. — Какие блага ты вокруг видишь? Мы работаем здесь на краю земли за копейки, оставляем каждый день своё здоровье для того, чтобы обогатить кучку сильных мира сего!
— Почему копейки? Нам вполне хватает, — убеждённо возразил Борис. — Да и зарплату ведь нам ежеквартально повышают!
— Повышают? — произнёс Саша как-то рассеянно. — Но зарплату нам ежеквартально повышают на два процента, при том, что инфляция уже много лет не снижается ниже пятнадцати процентов в год!
— При чём тут инфляция? — спросил Борис слабеющим голосом. Он почему-то почувствовал лёгкое головокружение и даже тошноту. Ему уже не хотелось ничего обсуждать.
— Как при чём? — Саша начал выходить из себя. — Проснись и пой! Сколько кварталов в году?
— Четыре, — был тихий ответ.
— Значит нам повышают зарплату на восемь процентов, тем более не от её текущего уровня, а от базового, семилетней давности. Иными словами, реально наша зарплата вырастает ежегодно чуть более чем на пять процентов. А если учесть инфляцию, то мы ежегодно теряем около десяти процентов. Наши заработки падают на десять процентов ежегодно, а не растут!.. Что с тобой, Борь?