Он удалил с торта фигурки новобрачных, воткнул свечи на каждом ряду, затем принес кремовый рожок.
— Каким будет имя?
— Габриэлла, — ответила я. — Нет, сделайте «Гэбби»: G, A, двойное B, Y.
Я позвонила Мадам О’Тул прямо оттуда. Мадам укладывает волосы половине девочек в кампусе. Она жила рядом со своим салоном красоты и согласилась поработать сверхурочно. Она ждала нас в семь пятнадцать. Клифф быстро домчал меня до дому и высадил у дверей в шесть десять. Младший натягивал поперек парадного въезда гирлянды от рождественской елки, а Папочка передвигал мебель. Мама носилась туда-сюда со свистом, как беспокойный торнадо. Я поцеловала Папочку, а Мама не могла замереть ни на секунду.
Я сделала три звонка пока ванная наполнялась водой, затем окунулась, нарисовала себе лицо, и поместила себя в мое фирменное почти-без-бретелек. Без пяти семь просигналил Клифф. Он выглядел слегка разбухшим в своем тесноватом смокинге, зато принес два букета гардений, один для меня, а другой для Габриэллы. В отличном настроении мы покатили в «Закусочную».
Мы добрались туда в семь пятнадцать. Я заглянула внутрь и увидела Габриэллу за дальним столиком, она нянчила полупустую бутылку колы и выглядела несчастной. Она была в длинном платье, которое выглядело само по себе неплохо, но она попыталась накраситься — совершенно не умея этого делать. Ее помада размазалась, лежала криво, и была неправильного оттенка, кроме того, она сотворила жуткие вещи с помощью румян и пудры. Под всем этим скрывался маленький испуганный птенчик.
Я вошла.
— Привет, Гэбби.
Она пробовала улыбнуться.
— О, привет, Морин.
— Готова идти? Мы из комитета.
— Мм… Я не знаю. Я себя нехорошо чувствую. Наверное, мне лучше вернуться домой.
— Ерунда! Пошли — мы опаздываем.
Мы подхватили ее с обеих сторон и потащили в машину Клиффа (специальная, с открытым верхом).
— Где будет вечеринка? — нервно спросила Габриэлла.
— Не будь так любопытна. Это же вечеринка-сюрприз.
Так оно и было на самом деле.
Клифф доставил нас к Мадам О’Тул прежде, чем она смогла задать еще вопросы. Габриэлла выглядела озадаченной, но ее желание сопротивляться уже прошло. Когда мы вошли внутрь, я сказала Мадам О’Тул:
— У вас есть семнадцать минут.
Мадам осмотрела ее, как гончар оглядывает груду влажной глины.
— Два часа — вот то, в чем я нуждаюсь.
— Двадцать минут, — уступила я. — Вы можете сделать это?
По телефону я ей сказала, что она должна будет буквально сотворить Клеопатру, полностью с нуля, начиная с почтового индекса.
Она поджала губы и снова осмотрела нашу овечку.
— Посмотрим. Подойди ко мне, дитя.
Габриэлла выглядела ошеломленной.
— Но Морин…
— Тише, — сказала я твердо. — В точности выполняй все, что скажет тебе Мадам.
Мадам увела ее. Пока мы ждали, Клифф позвонил к себе и в общежитие старшекурсников и расшевелил еще пятерых мужчин и две парочки. Прошло почти тридцать минут, прежде чем они появились вновь — и я чуть не упала в обморок.
Мадам попусту тратила здесь свое время — она была рождена для двора Луи Куинз.
И Габриэлла — также.
Сначала я подумала, что на ней нет никакой косметики. Потом я увидела, что она есть, но нанесена так умело, что вы бы подумали, что она с ней родилась. Ее глаза стали в восемь раз больше, чем были полчаса назад, и походили на озера, полные затаенной печали — как у женщины, которая повидала в жизни многое. Ее волосы все еще торчали назад, но Мадам это подправила: то, что раньше было неопрятным пучком волос, теперь стало чем-то вроде шиньона — слова вроде «пучок» или «узел» теперь к ним никак не подходили. Ее скулы тоже стали выше. И Мадам сделала кое-что с ее платьем — оно стало более облегающим и даже более декольтированным. Букет примостился высоко на ее плече и цвет ее кожи плавно переходил в цвет его лепестков.
Вместо бус она теперь носила единственную нитку жемчуга, покоящуюся именно там, где жемчуг любит отдыхать. Это, должно быть, было личной собственностью Мадам. Жемчужины выглядели натуральными.
Клифф, как рыба, начал хватать ртом воздух, так что мне пришлось потыкать его в ребра, и напомнить, чтобы он ни к чему не вздумал прикасаться. Габриэлла робко улыбнулась.
— Я нормально выгляжу?
Я сказала:
— Сестра, Коновер пристрелит Пауэрса чтобы заполучить твой контракт. Мадам, вы великолепны! Пойдемте, ребята. Мы опаздываем.
Невозможно разговаривать, когда Клифф ведет машину, и это было хорошо. Мы добрались до дому в восемь двадцать. Наш квартал был забит машинами, а наш дом стоял весь в разноцветных огнях. Младший был на страже, он тут же нырнул внутрь дома.