С тех пор как я прочел этот отрывок из книги «Сын народа», каждый раз, когда Морис Торез говорит при мне о единстве рабочего класса, говорит со свойственным ему жаром, с неутомимой энергией (и кто может сказать, сколько раз он говорил об этом за четверть века!), каждый раз я вспоминаю Нуайель-Годо в 1913 году, в канун Варварина дня, я вспоминаю забастовку, увенчавшуюся успехом потому, что старый профсоюз Бальи объединился с профсоюзом, входившим во Всеобщую конфедерацию труда… И мне кажется, что то пламенное стремление к единству, которое всегда звучит в речах Тореза, берет, быть может, свое начало в этом победоносном опыте борьбы и в тех мыслях, которые бродили в голове маленького сортировщика камней, который мужественно отказался от того, чтобы заработать за две недели тридцать франков вместо семнадцати, отказался из солидарности с горняками, работающими под землей[10].
Затем этот край становится таким, каким я видел его в мае 1940 года. Первая мировая война… Дядя Леон уходит, он пропадает без вести возле Босежура в 1915 году, дядя Эдмон будет ранен под Моранжем в конце августа 1914 года, попадет в плен и впоследствии умрет от туберкулеза, которым заболеет в железных рудниках Силезии…
Когда в наши дни мы говорим: «Железные рудники Силезии»,— мы невольно думаем о недавней каторге, все это так живо в памяти, так близко… Ничего не поделаешь, господин Шуман, ничего не поделаешь, господин Пине, дело вовсе не в том, будто мы злы, просто ваш маршал ввел вас в заблуждение: у нас отнюдь не короткая память…
«Вскоре работу прекратили и был дан приказ поднять наверх всех лошадей».
Двадцать шесть лет спустя я видел такой же уход из рудников. И вот, перечитывая книгу «Сын народа», я ловлю себя на том, что ее содержание и недавние воспоминания переплетаются у меня в голове подобно тому, как в 1940 году картины из этой же книги и воспоминания о первой мировой войне смешивались в моем представлении с окружающей меня действительностью.
«…мать повесила мне на шею мешочек с зашитыми в нем четырьмя монетами по сто су. Она была уверена, что мы скоро увидимся. Отец, прежде чем уйти из дому, решил убрать в погреб собранную на огороде картошку. Он сказал, что догонит нас в Понта-Вендене, на первой остановке. Но это ему не удалось: через несколько часов после нашего отъезда немцы заняли Нуайель».
Мне так и кажется, будто я встретил в 1940 году этого мальчика, который продвигался вперед со своим дедом по темной дороге, озаренной отблеском пожарищ. И старик мне сказал: «Инженер заявил нам: уходите! А я спросил — как же жалованье? Он ответил: денег нет! Вот, возьмите этот листок бумаги, пойдете в управление компании в Париже… на улице Лафайет».
У Мориса было с собой четыре монеты по сто су… Читая страницы «Сына народа», воспринимаешь историю его жизни не как рассказанную кем-то историю, а как нашу живую и горячую историю, израненную, но реальную, исполненную надежды и трудностей, в которой слышны отзвуки событий и времен. Сын горняка вырастает в департаменте Крез, он батрачит за восемнадцать франков в месяц на ферме, затем вместе со своим дедом водит по Сомме, в 70 километрах от фронта, баржу, носящую имя «Франция». Здесь-то он и узнает о событиях, происшедших в России. «Всякий раз, когда я, во время остановок нашей баржи, сходил на берег, я пытался завязать знакомство с местным активом социалистов». Если бы мы с вами шаг за шагом проследили за жизнью Тореза, если бы я пересказал вам год за годом его автобиографию, заключенную в книге «Сын народа», вам показалось бы, что речь идет не о делах минувших дней, а о нынешней истории, когда под словами «события, происшедшие в России», мы понимаем битву под Сталинградом, и мы снова унеслись бы мыслями к тем дням, когда мы делали все, чтобы присоединиться к людям, борющимся против правительства Виши, к людям, которых вопреки всем усилиям Петена, Пине и Шумана наполняло бодростью мужество русских…
Но чтобы хорошо понять и книгу «Сын народа» и нашу собственную историю, следует обратиться к взрослому Морису Торезу, руководителю и вождю Французской коммунистической партии, потому что история его сознательной жизни неотделима от великой истории разума, от уроков, которые он извлек из жизни и преподал всем нам с помощью ясных безыскусственных слов; уроки, содержащиеся в его теоретических высказываниях и практических делах, данное им новое глубокое толкование нации, единства народа и борьбы за мир, толкование, которое он без устали углублял, начиная с возникновения Французской коммунистической партии,— все это Торез излагал не как профессор, вещающий с кафедры, а как борец, неизменно связанный с жизнью,— на митингах и в тюрьме, на партийных съездах и в Палате депутатов, в подполье и на посту заместителя председателя совета министров.
10
По воле случая я перечитывал этот текст, чтобы включить его в книгу «Человек — коммунист», в августе 1953 года — в разгар забастовок в Ланьеле. И объединение низовых организаций «Форс Увриер» и Всеобщей конфедерации труда напоминает эту давнюю историю. (Прим. автора.)