Входная дверь хлопнула. Самурай, не помня себя от ярости, метнулся по короткому коридору в комнату, схватил со стойки кодати и во всеоружии вернулся в кухню.
— В схватке двух ёкодзун... — начал было человек с энтузиазмом, но самурай одним взмахом меча пресёк его энтузиазм на корню.
— ...верх одерживает не молодой задор, а опыт и выдержка ветерана!
Человек сидел между столом и плитой и вовсе не выглядел разрубленным пополам. Вместо того, чтобы трупом сползти под стол и осквернить линолеум потоками крови, он принялся пересказывать Цюрюпе Исидору сюжет нового отечественного дзидай-гэки, широкая премьера которого намечалась на следующий четверг.
Самурай снова ударил, но кодати не нанёс противнику ни малейшего вреда.
Удар. Теперь цуки. Ещё удар. Кири-агэ. Опять цуки...
— В Петропавловске-Камчатском — полдень! — жизнерадостно выкрикнул человек и вдруг, широко открыв рот, издевательски зазвенел...
Не рассчитав удара, самурай так прихлопнул жестяной будильник, что тот жалобно крякнул и смялся. Стрелки его показывали три часа утра.
Цюрюпу Исидора трясло. Кошмары у него бывали, хотя и не часто, однако ни одному из них до сих пор не удавалось настолько вывести его из равновесия. Пытаясь успокоиться, самурай отправился умываться: к пяти часам ему предписано было прибыть к господину Мосокава, чтобы отконвоировать вчерашнюю бригаду гейш обратно на вокзал.
Вернувшись в комнату, он почтительно поклонился в сторону комода, на котором жил гипсовый Будда.
Когда самурай поднял голову, Будды на комоде не было.
Не веря себе, Цюрюпа Исидор протёр глаза.
Будда на комоде был.
Спокойнее, сказал себе самурай. Будда есть, это совершенно точно. Как же иначе? Не может быть, чтобы Будды не было.
Уже почти успокоившись, он по дороге на службу всё равно изредка вздрагивал, вспоминая в пустой предутренней маршрутке жуткого неубиваемого пришельца, который оккупировал его любимую кухонную табуретку.
Приснится же такое...
Самурай ехал на службу. Он ещё не знал, что девяносто семи процентам москвичей с уровнем дохода средним и ниже среднего в возрастной группе от двадцати до сорока пяти лет этой ночью снилось то же самое.
О героизме
Однажды (как-нибудь в другой раз) я расскажу вам историю о таинственном ниндзя, который не так давно завёлся в районе известного вам компактного проживания самурая Цюрюпы Исидора. История эта сама по себе занимательна, но довольно длинна, а сегодня мне хочется поведать вам о чём-то более простом.
Итак, однажды субботним вечером самурай Цюрюпа Исидор, его добрый сосед снизу Такэто Нутипа и мудрый наставник Кодзё сидели на одноместной кухне самурая и беседовали. То есть, беседовали в основном самурай и его наставник, а добрый сосед Такэто Нутипа больше слушал, лишь изредка задавая вопросы. Реплики его обычно подходили к теме разговора, так сказать, по касательной; например, если наставник начинал длинно рассуждать о математических аспектах проблемы рассечения сложных тел, Такэто Нутипа через пару минут интересовался, ну, типа, не застряли ли случайно в холодильнике две или три бутылочки тёмненького. И так далее. Тем самым он чрезвычайно способствовал правильному структурированию общения.
Через сообразное время разговор сам собою зашёл о проделках вышеупомянутого ниндзя. Наставник Кодзё, в целом не подвергая сомнению выдающееся мастерство таинственного персонажа, заметил, что всё-таки не уверен в полной правдивости распускаемых о нём слухов. Скажем, история о том, как местный гокудо оябун Миха Центральный, въехав на своём навороченном «лексусе» в подворотню, выехал из неё на резине от «самары» и заметил это только на перекрёстке, подвергнутый осмеянию каким-то лохом на «мерседесе» — предельно пошлом, зато с родными покрышками. История эта представлялась наставнику Кодзё значительно преувеличенной, хотя он не стал отрицать, что недавно предпринятые в микрорайоне пятью конкурирующими службами порядкоохраны повальные обыски (вполне безуспешные) имели целью как раз обнаружение похищенной резины оябуна вкупе с его обидчиком. Другие истории наставник Кодзё считал куда менее преувеличенными — например, про многозначительное обматывание стоящей на перекрёстке гибэдидешной сторожевой будки розовой туалетной бумагой с неприличными цветочками, каковое обматывание к общей радости участников дорожного движения оставалось незамеченным постовыми в течение полных четырёх рабочих дней, вплоть до появления сюжета в теленовостях.