«Мать боится, что её полудурок сынок будет немилостив к супруге, которую запугает и подавит, в результате чего им самим некому будет управлять. А ему нужна такая жена, которая не даст промотать всё состояние».
Поэтому Сабина искала сильную семью, чтобы у невесты была пара-тройка братьев, которых Антони будет бояться. Хозяйка часто принимала гостей, иногда мне удавалось подслушивать их разговоры.
— О-о-о, Вера, если бы ты знала, как я намучалась! — сетовала Сабина. — Иногда я предлагаю ему девиц, с родителями которых даже не говорила. Просто потому, что знаю, он откажется. На самом деле отказывает не он, а ему. Но как я могу об этом сказать? Какой ни есть, он мой единственный сын!
— Твоей вины тут нет, моя дорогая, — отвечала подруга хозяйки. — Он весь в отца. Дурная кровь, уж прости, если…
— Да, полно, кому, как не мне…
— Твоя правда. Эту кровь надо разбавить, быть может даже не раз. Глядишь в следующем поколении, выйдет что-то путное.
Антони, конечно знал, что мать от него не в восторге. Возможно, лишь заблуждался в истинных масштабах её разочарования. Так или иначе отношения сына с матерью были мягко говоря натянутыми. Антони был её единственным сыном. Его отец Арон Веленский умер пятнадцать лет назад. От первого брака Арон имел сына и дочь, сын погиб во младенчестве. Что сталось с дочерью узнать не удалось, о ней не упоминали в разговорах. Прочие же сведения я почерпнул из генеалогического древа, написанного на стене в кабинете покойного Арона.
Когда Антони ошибался, давая мне нечёткий приказ, я бродил ночами и искал малейшие ниточки и зацепки, что угодно, что помогло бы мне вырваться из плена. Приходилось осторожничать, порой, выжидать по несколько дней. Но я упорно шёл к цели, все лучше и лучше узнавая своего врага.
Вопреки чаяниям матери, Антони даже и не думал взяться за ум. Его не интересовала ни карьера военного, ни при дворе. О женитьбе парень «думал» лишь за разговорами, которые навязывала Сабина. И как только мать отступала, продолжал заниматься тем, что у него лучше всего получалось — проматывал фамильное состояние.
Антони любил играть. Он часто посещал заведения, в которых оставлял все взятые с собой деньги. Порой, он играл в долг, плодя позорные расписки. Я не видел, что это были за места. Хозяин брал меня с собой для охраны, но всегда оставлял дожидаться в кабине дилижанса. По началу меня это удивляло.
«На кой чёрт ему телохранитель, если я не могу быть рядом, когда он вне маменькиного «замка?»
И всё-таки кое о чём я догадывался. Меня привезли в их дом в телеге с сеном, то есть тайно. Ознакомиться с законами Поларнии я по понятным причинам не мог, но отчего-то думал, что деятельность некромантов здесь не под запретом. Вырисовывалось одно и весьма простое заключение о природе подобной скрытности:
«Однажды меня используют для убийства».
Это объясняло многое. Никто не должен был в быту увидеть ни лица мормилая, ни даже знать о том, что таковой куплен семьёй. Тогда в случае необходимости, можно использовать безвольного зомби для любой даже самой безрассудной миссии, пустить в расход, приказать самоустраниться после выполнения задачи. И комар носа не подточит. Кто этот мормилай, чей он? Да, кто ж его знает! Они же не могут разговаривать! А сам некромант, продавший кадавра, не выдаст, он заключил нерушимый контракт.
Как-то раз Антони сильно проигрался. Я ждал его несколько часов, изучая потолок дилижанса, рассматривая уже давно известные мне элементы рисунка внутренней обшивки. Вдруг в дилижанс буквально влетел растрёпанный, словно куст терновника Антони.
— Трогай! — крикнул он, едва его задница коснулась сидения.
Я привычно замер, дабы не смущать моего господина излишними проявлениями собственного существования.
— Бубновый туз на последней раздаче! — горячно бросил Антони, украдкой глянув за оконце в двери. — Не было у него туза! Он вышел!
«Мне то какая разница, — подумал я, — Им говори, не мне».
— И ещё эта ухмылочка! — не унимался Антони. — Долг платежом красен! Да что бы я был должен тебе?! — выкрикнул он, ткнув пальцем по направлению к заведению, кое мы уже оставили позади. — Держи карман шире, ловкач! Тебе тут ничего не светит! Я — Веленский! Это тебе что-то говорит?!
Мне это, конечно, ничего не говорило, кроме того, что данный род скоро пресечётся противоестественным образом. Я понял, что Антони попал меж молота и наковальни. Парень без сомнений встрял… был должен. И, похоже, на этот раз значительно больше, чем обычно. Однако, сообщить правду своей «маман» юнец не мог, и даже не в силу природной трусости.