Нам открылся узкий лаз, пройти по нему можно было лишь боком. Дворецкий шёл первым, освежая себе путь дрожащим огоньком свечи. Мы протискивались всё дальше и дальше, следуя по длинному коридору, идущему под уклоном вниз. Дойдя до развилки, повернули налево. Я мельком глянул в другой проход.
«Интересно. Наверняка тут есть секретный выход за пределы усадьбы. Уж не туда ли мы идём?».
Однако, когда мы остановились, я понял, что ошибся. Проход оканчивался тяжёлой дубовой дверью. Войцех снял с петель навесной замок, и кряхтя сдвинул дверь в сторону. Чтобы разминуться со мной, ему пришлось первым зайти в камеру.
«Может, свернуть тебе шею, да закрыть здесь?» — подумал я.
Но решив, оставить бессмысленную расправу на потом, я проследовал за дворецким. Войцех вышел из камеры. В последний момент, перед тем, как окончательно задвинуть дверь на место, он тихо прошипел:
— Это на время. Тебя надо спрятать. Они перевернут вверх дном всё, но этого места не найдут.
Я уже и так догадался, что происходит. Лениво потянулись минуты, а затем и часы. Я долгое время стоял, как истукан. Затем начал расхаживать и не на долго садиться.
«Организм-то не казённый, — хмыкнул я про себя. — Есть масса минусов в снижении порога чувствительности. Можно запросто что-нибудь себе отморозить, даже не заметив. Нужно быть аккуратнее. Сомневаюсь, что, в случае чего, это тело возможно исцелить обычными человеческими методами».
В кладке стены, что напротив двери, торчали ржавые, но всё ещё прочные кандалы. Опустившись на колени, я изучил цепи и потемневшие от времени браслеты для рук и ног. Внутри браслетов металл был темнее, чем снаружи.
«Это можеть означать лишь одно, — сумрачно подумал я, с отвращением отбросив кандалы. — Железо окислилось от контакта с человеческим жиром и потом… Кого же тут держали? Впрочем, какая разница? Ведь это даже не главное… Они выстроили дом с личной тайной темницей, сокрытой так глубоко, чтобы никто в особняке не услышал крики и стоны. Скольких несчастных тут держали в неволе, пытали, насиловали, убивали?».
Я почувствовал, что у меня кружится голова и лёг на бок, подтянув колени к груди. Темнота и тишина вокруг, закручивались в спираль. Чудились шорохи, чьи-то шаги, зловещий шёпот.
«Этого нет, — твердил я себе. — Я тут один. Здесь никого больше нет».
— Помоги мне, — раздалось у самого уха.
Я вздрогнул, но не повернулся, продолжая прижимать колени к груди.
— Помоги мне, пожалуйста, — повторил за спиной слабый и тихий мужской голос.
Я зажмурил глаза, досчитал до тридцати и обернулся. У стены сидел мёртвенно бледный человек. Его исхудавшее тело, казалось крохотным, и таким хрупким, что подуй, и он упадёт. Впалые щёки были покрыты язвами и струпьями, иссохшие губы лопались, когда он говорил, но у него не текла кровь. Мутные глаза, глядели перед собой, не видя ничего. Мужчина был ослеплён.
— Умоляю, помоги мне… — медленно шептал он. — Пожалуйста… умоляю тебя… По-мо-ги-и-и-и…
Я отвернулся, снова зажмурившись, для верности зажав уши ладонями. Но это было бесполезно. Его тягостный стон звучал прямо в моей голове.
— Пожалуйста… умоляю тебя… помоги мне…
«Как тебе помочь? — мысленно спросил я, оборачиваясь. — Что тебе от меня надо?».
— Пожалуйста… умоляю тебя… убей меня...
Я обернулся, вглядываясь в исхудалое лицо.
— Прошу… убей меня… — шептал он снова и снова.
Я подошёл к нему, взяв за руку. На кости почти не чувствовалось мышц, кожа натянулась, непомерно отросшие ногти почернели. Он мог бы без труда высвободиться из кандалов, если бы захотел, настолько человек отощал.
«Но ты уже не в силах даже сам поднять руку».
Звякнула цепь, оплетая горло узника. Я потянул в разные стороны, уперев взгляд в потолок. Он не затрясся, а лишь свисал, подобно безвольной кукле. Пришлось держать его так долго. Намного дольше, чем надо. Для верности. Потому, что я не вынес бы снова услышать этот голос. Но когда я, наконец, решился, опустить глаза, передо мной никого не было. Руки сжимали лишь ржавую цепь. Я снова лёг на пол и закрыл глаза.
«Как жаль, что я больше не могу спать, — подумал я. — Даже потеря голоса была не столь тягостной. Уснуть. Провалиться. Исчезнуть из бытия хотя бы на час. Но нет…».
За спиной раздалось гаденькое хихиканье. По коже пробежали мурашки.
«Какого чёрта?».
Я оглянулся. В углу камеры на корточках сидела девушка, глядя на меня безумным взглядом. Когда я обернулся, она вытаращилась так, словно видела перед собой князя собственной персоной, а затем надув щёки с шумом выпустила воздух, высунув язык, и снова расхохоталась. Я отвернулся, но эта узница оказалась попроворнее, истлевшего от голода мужчины. Девушка трижды прошлась вдоль стен камеры, посрёбывая кладку ногтями, а потом опустилась передо мной, скрестив под собой ноги.