Стянув маску, я дождался, когда явится дворецкий и распорядился относительно похорон. Устраивать церемонию и приглашать кого-то, было бы опасно. Беспокоиться же о внезапно нагрянувших родственниках я даже не собирался.
«Если слуги будут держать рот на замке, смерть Сабины только облегчит мою задачу».
Похоронить Сабину я решил во внутреннем дворе за домом. Чтобы рассеять всеобщие сомнения и страхи, мне пришлось самолично вырыть для неё могилу и даже произнести речь. Только кухарки и Агата знали правду о том, что я ненастоящий сын покойной. Конюх Роберт никогда не видел нас вместе, как и наёмный истопник Иаков. Единственным человеком, который теперь был для меня опасен оставался Каспер. Каспер не раз видел моё лицо и знал, что никакой оспой я не болен. Он не задавал вопросов, получая солидное жалование.
«Но такая верность недолговечна, — думал я. — Однажды кто-то, кто будет копать под меня предложит ему больше, и тогда он меня сдаст».
Майя настаивала на том, чтобы вызвать священника, но я запретил ей, разрешив прочитать молитву самой, если того велит её сердце.
— Ты всё слышала, Майя, — сказал я ей после того, как закопал тело покойной. — И теперь знаешь, каким человеком была Сабина Веленская. Не стоит беспокоиться о душе старухи. Её хотя бы никто не пленял.
Кухарка пожала плечами, но ничего не ответила.
«Всю ночь будет молиться».
— Господин, письмо.
Каспер стремительно подошёл ко мне, как только и без того ужатая церемония подошла к концу.
— Кто доставил?
— Неизвестно.
— Что даже Милош с ребятами не видели?
— Точно так, господин, — ответил Каспер, чуть более нервозно, чем обычно. — Я слышал, как Милош обругал двух других, — добавил он совсем тихо. — Мол, куда смотрели, и всё такое в этом духе.
— Понятно, — кивнул я, принимая послание.
У меня в руках оказался конверт. Первое, что бросилось в глаза это дорогая бумага. Тот, кто написал это письмо не пользовался второсортным сырьём. Сургучная клякса не была скреплена печатью.
«Интересно, — подумал я, разламывая её. — Опять тайны».
Моя догадка подтвердилась. Письмо было очень коротким, всего пара фраз:
«С вами поступили бесчестно, а вы безрассудно. Нужно встретиться. Приходите завтра к полудню на кладбище за монастырём Святой Эвт Перерождённой». И подпись «друг».
После подписи была начертана странная эмблема, раньше я её нигде в документах Веленских не встречал — перекрещенные перо и месяц.
— Каспер, у кого в городе такой герб? — спросил я, показывая ему письмо, но закрыв ладонью часть с текстом.
— Кхм. — Дворецкий задумался. — Да, пожалуй, ни у кого. Прошу простить бестактность, отправитель не известен, я полагаю?
— Нет.
— Может, отправитель из другого города?
— Возможно… Возможно… — протянул я, не желая посвящать его в детали.
С приходом ночи погода испортилась. Затянул несильный, но непрекращающийся дождь. Капли барабанили в стекло, а я лежал во тьме, ожидая прихода Агаты. Дом скрипел и стенал, словно старый пёс, который жаловался на непогоду. Хотя, быть может, он провожал последнюю живую наследницу? Конечно же, это был вздор, но обостряющееся к ночи чутьё и воображение было не удержать. Я лежал и думал о них, о том, какая тяжёлая судьба обрушилась на этот род. В моих размышлениях относительно Веленских не находилось и толики жалости, для меня они были виновны, хотя бы и в том, что дважды Сабина платила деньги за создание мормилая.
Агата явилась много позднее обычного, когда мне уже начало мерещиться, что её никогда не существовало. Тьма растекалась по потолку, лоснясь и мерцая, маня и затягивая. Я глядел в омут, вращающейся над головой воротки и размышлял над тем, что будет если я подчинюсь. За стенами чудились голоса, они шептали и уговаривали принять себя и великую участь. Какую? Тени не говорили об этом, но я сам знал, что там, где обугленные души находят последний приют, ждёт Он. И будет ждать всегда, сколько бы лет не прошло.
«Однажды я явлюсь на зов, и мы станем едины».
Эта мысль не давала мне покоя, она требовательно вкручивалась в память, замещая любой образ, который в ней возникал. Но, наконец, скрипнула дверь, и мрак рассеялся. Я услышал осторожную поступь босых ног. Скрипнула кровать. Тело обожгло жаром, что исходил от её горячего и страстного тела. В лицо пахнул терпкий аромат вина, и в ту же секунду её губы коснулись моих. Пальцы Агаты скользили по моему телу. Она щипала меня, впивалась ногтями и покусывала, распаляясь с каждым движением. Вскоре я ощутил жар внутри неё. Агата раскачивалась вперёд и назад, касаясь грудью моего лица. Она чуть слышно смеялась, дразня меня, то отстраняясь, то прижимаясь с жадностью и страстью. Я вдруг ощутил, что нахожусь на грани, что возможно, впервые за долгие месяцы почувствую то, чего был лишён, казалось навсегда. Как вдруг Агата развернулась, ложась спиной мне на грудь. Её бёдра обхватывали мои, а ягодицы продолжали ритмично ласкать. У меня закружилась голова. Я сжал её грудь и выгнулся дугой, а Агата билась об меня, находясь на грани истерики, тяжело дыша и постанывая. Живительное тепло пронзило моё тело от паха, поднимаясь всё выше и выше, до самой макушки. Со стоном я рухнул на подушки. Кажется, я улыбался.