«Это просто невероятно. Кто ты, Агата? Неужели всё это взаправду? Меня оживляет прачка? Каждую ночь, ты заставляешь меня пробуждаться. Кто ты такая?».
— Это не жизнь, Алёша. Но и не смерть. Мы где-то посередине. Взаправду ли? Разве ты не чувствуешь?
— Чувствую, — согласился я. — Я не понял, что говорю вслух.
— Ты и не говорил. Это и так понятно. Я вижу в твоих глазах намного больше, чем ты говоришь. А ещё счастье, которые ты сегодня испытал. Тебе было хорошо?
Агата всё ещё лежала на спине, а я продолжал сжимать её грудь. Она говорила, глядя на меня в пол-оборота, лукаво и заговорщически стреляя глазами. Я снова улыбнулся.
«Нет такого слова, чтобы описать, насколько это было хорошо. Язык не поворачивается оскорбить то наслаждение терминами».
Она поцеловала меня, и перевернувшись, устроилась рядом, как всегда оплетая ногами и руками.
— Я давно не жалею себя, — сообщила Агата, словно продолжая внутренний монолог. — Не завидую никому. Сегодня, когда мы хоронили Сабину, я провожала её жизнь и думала. Они не были бедны, хоть и не купались в роскоши. У них было всё для счастья. Но что стало с этой семьёй? Сгинули все, друг друга в могилу и созвав. Я сегодня вспомнила одну сказку, её рассказывала мне моя мать. Очень давно. Теперь кажется, что в другой жизни, будто сотни лет назад. Это была печальная история об одном рыцаре, который настолько верно служил своему народу и родной земле, что, погибнув на поле боя, вернулся из мёртвых. Иноземные захватчики топтали сёла и веси, а рыцарь шёл по следу, каждую ночь забирая их жизни и выпивая их кровь. Но когда он почти победил, пришёл священник, который укорил рыцаря. Ты жил сообразно вере и умер ради неё. Но что стало с твоей душой после? — спросил священник. — Ты опозорил собственное посмертие, решив, что выше смерти и воли великой Эвт. И ты предал своё прошлое, заявив, что не хочешь умереть, как задумал про тебя великий Лот. И тогда разверзлась земная твердь, и открылся тёмный портал, куда ушёл рыцарь. Из истории было стёрто даже имя его, лишь тень его памяти витала над миром, вселяя ужас и страх в падших, довлея над ними. Душа рыцаря померкла во власти тьмы, что поглотила его, лишь тусклые тени разлетелись на все стороны света. И видели эти тени лишь самые чёрные души и злые умы. Они и стали первыми некромантами, что насилуют плоть, и сжигают чужие судьбы.
— Хорошенькие сказки на ночь рассказывала твоя мать, — буркнул я.
— Я смотрела, как ты закапываешь тело Сабины и думала. Узнай, моя бедная мать, какая судьба ждала её дочь, кому я дарю своё тепло по ночам… Она бы спятила от горя и сострадания ко мне. Ты отдаёшься про́клятому! — сказала бы она. А я глядела сегодня как ты хоронишь последнюю Веленскую и думала: это он-то проклятый? А может всё наоборот?
Глава 18
Ничего не боится лишь тот, кто не знает лишнего про других, а главное про себя.
Монастырь Святой Эвт Перерождённой стоял на отшибе. Полоса леса осталась далеко позади, а мы ехали через бескрайнее чёрное поле. То и дело попадались послушницы, урожай уже собрали и теперь землю готовили для засевания озимыми. Завидев дилижанс, они поднимали головы, а затем кланялись и продолжали работу.
«Наверное, тут редко кто-то проезжает, — подумал я. — Целый день так прыгать, никакую работу не закончишь».
Ландскнехты тоже с интересом поглядывали наружу, через запылённое дверное окно. Сепп остался охранять особняк, а двое других поехали со мной. Мало-помалу я начал привыкать к их компании. Гемранские наёмники оказались разговорчивы в меру, что без сомнений выгодно сказывалось на нашем соседстве. Я не перегружал их обязанностями, редко покидая особняк, а они при мне вели себя сдержанно, не приставали к горожанам, не задирали стражу и никогда не напивались на службе. Учитывая, какая слава ходила за ландскнехтами, это поведение без лукавства можно было бы назвать образцовым.