Мормилай. Грёзы проклятых
Глава 1
Смерть не забирает жизнь, она ставит точку. Тем горше судьба тех, для кого эта точка стала запятой.
Темнота. Она длилась вечность, тысячу вечностей, и не было даже мига проблеска надежды. Я тонул в бездонной пропасти естества, забыв, как дышать и мыслить. Моего тела не существовало. Был лишь вихрь, что танцевал под покровом великой ночи. Отчего-то я знал, что не существует ничего кроме неё. Мягкая ультрамариновая дымка окутывала меня, нежно шепча несуществующие слова. Разум угасал, растворяясь в ней, наслаждаясь вечностью, что давно ждала и манила.
Вдруг вспышка света озарила вселенную, рассеивая мрак. Я снова видел, но не был этому рад. Каменные стены, горящие факелы, и лицо, незнакомое и перекошенное от ужаса, или быть может, удивления. Над бездыханным телом склонилась какая-то тварь, у меня бы язык по повернулся назвать его человеком. Нутро кричало об опасности, чуя противоестественную природу этого существа. Я видел всё со стороны, будто моя душа наблюдала за омерзительной и в тоже время чарующей своей необратимостью картиной. Некромант склонился над кадавром. Грудь мертвеца распорота, а из её вытекает… Жизнь? Сила? Душа? Увиденное заставило мысленно сжаться.
«Нужно уходить, - подумал я. – Я не должен был этого видеть. Прочь, назад, на встречу бездне».
На какой-то миг показалось, что мне удалось сбежать. Каменные стены растворились в ультрамариновой дымке, а целительная темнота прогнала прочь тяжкие мысли. Можно было бы сказать, что я спал, но этот термин не способен отразить пребывание в бесконечной пустотной пропасти, будучи ничем и никогда. Здесь исчезал не только свет и мысль, но и само время. И когда уже казалось, что вечность приняла меня, я снова увидел проклятый свет. Я испытал разочарование и злость, первые чувства спустя… сколько? Не знаю. Я глядел, как свет поедает черноту мира, как он рисует очертания, заполняет их красками. Я ненавидел свет, а он ненавидел меня, возвращая туда, где вместо вечности поджидало нечто иное.
У меня зачесалось плечо. Не глядя, я поднял руку, и принялся истово терзать ногтями оголённую кожу. Никаких ощущений. Я сознавал, что касаюсь себя, но не чувствовал прикосновений. Вдруг свет пронзил меня, мои глаза, выжигая, испепеляя и уничтожая. Тяжёлый хрип, прорвал тишину склепа. Я рывком поднялся, силясь вздохнуть… Но никак не мог. Голова закружилась. Я потянулся рукой, ища опору и упал… С могильной плиты? Стола?
Боль, пульсировала во всём теле. Я обхватил руками голову, и мой крик показался колокольным звоном в полночной тишине. Перед глазами был только каменный пол, на который извергалось моё нутро с рвотой, окрашивая плитку кровавой мерзостью. Я завалился на бок и зарыдал. Но не было слёз, как и не было сил бороться. Только гортанный и хриплый стон, свистящим эхом отдавался от стен. Тогда я замер. Лежал так, не знаю, сколько, путаясь в мыслях и дрожа всем телом. Затем пошевелился и попытался встать. Первая попытка окончилась падением. Ноги не слушались, голова шла кругом. Я падал вновь и вновь, но не чувствовал боли, извиваясь, словно червь.
Полежав с минуту, а может и час, я осторожно перекатился на бок и сел. Перед глазами всё плыло. Меня мучал спазм, который по началу я принял за икоту. Это была судорога, которая пронзала моё тело, заставляя вновь и вновь обрушиваться на земь. Цепляясь непослушными пальцами за операционный стол, я встал. Вокруг всё было залито кровью. Я сделал шаг, затем ещё один. Шатаясь, словно пьяница, я вышел в коридор и замер, пронзённый непонятным и доселе неведомым чувством.
— Замри, — повелел властный голос.
И я повиновался, не смея даже вздохнуть, хотя я и не понимал, могу ли вообще дышать.
— Повернись, — отчеканил неизвестный.
Я хотел было воспротивиться, как вдруг почувствовал невероятное по своей силе жжение в затылке… Я не мог противиться этому голосу. ОН был словно всем в моей жизни. ОН мною правил. ОН повелевал. ОН не ждал протестов и компромиссов, а мог только указывать и принуждать.
— Повернись, — повторил ОН, и боль сломила волю.
Я послушно обернулся, уставившись на мужчину, застывшего посреди коридора.
— Вернись обратно, — спокойно велел он.
И я повиновался, вернувшись в комнату, где очнулся, не чувствуя ног, рук, и уж тем более забыв о гордости. Был лишь голос. И боль.
С потерей воли, я потерял счёт времени. Мне не хотелось ни есть, ни спать, справить нужду или размять мышцы. Тело послушно лежало в ожидании новой команды того, кто владел магнетическим голосом, малейший звук которого, резонировал в каждом уголке моего тела. Когда неизвестный вернулся, я не смел даже скосить глаза, чтобы увидеть его лицо снова.
— Встань, — скомандовал голос.
Я повиновался. К моему удивлению головокружение и слабость в теле ушли. Напротив, я словно бы даже обрадовался, что чуждый голос мною командует, пробуждая от забытья.
— Повернись, — велел мужчина.
Я снова безропотно повиновался. Передо мной стоял мужчина средних лет. В одной руке он держал клеть с горящей лучиной. Огонь должен был едва рассеивать мрак, но было необъяснимо светло.
«Я вижу в темноте? Странно. Почему так?».
Впрочем, из всего того, что происходило с моим организмом, данный факт вызвал наименьшее удивление.
«Ну вижу и вижу. Что это меняет?».
Чёрная борода и аккуратно подстриженные волосы, бледная кожа, высокие скулы и карие глаза… Глаза неизвестного полнились самодовольством и интересом. Он осматривал меня так, словно я был скульптурой, а он мастером, сотворившим очередной шедевр. На его шее висел чудной амулет. Камень, который я по началу принял за кварц, был черен, как ночь, а внутри него то и дело поблёскивали тусклые сполохи, сменяемые клубящимися дымчатыми разводами. Отчего-то мне тотчас захотелось схватить камень, руки успели дёрнуться вперёд, но замерли, услышав строгое:
— Нет!
Мужчина нахмурился. Перевёл взгляд на мои руки, затем заглянул в глаза и мерзко ухмыльнулся. Поставив клеть с лучиной, и протянув ладонь, он панибратски похлопал меня по щеке, как вдруг резко вцепился пальцами в лицо.
— Чуешь, да? — ехидно осведомился неизвестный, постучав ногтём по кристаллу. — Это твоё. Вернее, было твоим. Больше тебе это не понадобится.
Резко развернувшись, он зашагал прочь из камеры, бросив на ходу:
— Следуй за мной.
Я повиновался. Не мог не повиноваться. Огонь в голове управлял мною, диктуя то, что следует делать. Мы двинулись по длинному коридору. Каменная кладка была стара, местами её покрывал мох и плесень. С полотка капала вода, образуя под ногами небольшие лужи. Мужчина шёл уверенным быстрым шагом, поднимая сонмы брызг, летевших на его тёмный плащ. Его это, казалось, совершенно не волновало. Я покорно следовал за ним, временами косясь по сторонам. Это было что-то вроде заброшенной тюрьмы. Множество одинаковых камер с ржавыми решётками, ни одна из них не была заперта на замок. Почти все помещения пустовали, лишь в двух я заметил столы, похожие на тот, на котором я очнулся. Поверх столов лежали тела, накрытые серой тканью.
В конце коридора мужчина толкнул истлевшую от времени деревянную дверь и начал подниматься по лестнице. Он оглянулся на меня, смерив прищуренным взглядом, а затем продолжил свой путь, так ничего и не сказав. Лестница вывела нас в просторный амбар, ныне пустующий. Копны гнилого сена, поломанная телега, да развалившаяся от времени лавка. Выйдя на улицу, неизвестный флегматично отвязал поводья запряжённой в телегу лошади, мотнув мне головой.
— Забирайся в телегу и ложись.
Я повиновался.
Взяв вилы, мужчина забросал меня сеном. Вскоре мне уже ничего не было видно, но я его слышал и ощущал. Когда он куда-то удалялся, а затем приближался, я чувствовал покалывание в затылке. Телега качнулась и покатилась, то и дело подпрыгивая на ухабах. Лёжа под настилом сена, я, пожалуй, впервые с момента необъяснимого пробуждения успокоился. В тот же миг мысли, будто таран ворвались в сознание, разбивая то, что осталось от человеческой памяти, на мельчайшие осколки. Я помнил всё. Каждый миг своей жизни, но теперь она казалась неизмеримо далёкой, полуденной тенью, что исчезает по воле чего-то большего, чем я сам, и в тоже время мною уже не является.