Нет смысла жалеть о мёртвых, жалеть нужно живых, мёртвых стоит лишь отпускать.
Солнце безжалостно выжигало и без того пожухлые стебли полевых трав. Дорожная пыль почти не оседала, взметаемая колёсами повозок и десятками ступней. Мне безумно хотелось хоть какой-то прохлады, но не было даже намёка на ветер, а раскалённое светило сводило с ума. Мокрые от пота волосы липли к лицу, от чего голова непрестанно чесалась, но я не рисковал стянуть соломенную шляпу, которая хоть как-то спасала от удушающей жары. К счастью, не было нужды идти пешком. Я сидел на мягком сидении брички, которой правил бородатый мужчина. Его кудрявые тёмно-русые волосы уже посеребрила седина, но могучие кулаки, каждый размером с пивной жбан, позволяли лишь догадываться об его истинной богатырской силе. Возникло странное ощущение, будто бы его лицо мне знакомо, но в то же время сознание говорило об обратном. Заметив мой взгляд, мужчина покосился, а затем подмигнул.
— Что, малец, задурел, поди?
— Угу, — ответил я тоненьким мальчишеским голосом.
— Я тоже, — хмыкнул он, сплюнув на дорогу. — Надо ещё чуток потерпеть. На ярмарке первым делом охладимся крюшоном.
— Его правда делают изо льда? — спросил я.
— Ну, почти, — ответил мужчина. — Из сброженного сока, который замораживают зимой, а потом хранят в погребах. Поэтому такой дорогой зараза, — мечтательно протянул он, и подмигнув мне добавил, — но вкусный!
Мне почудилось, как во рту разливается сладкий ледяной напиток. Слива, яблоко, груша, кислая вишня и… кажется, смородина. Слюна полнила рот, а голова зачесалась ещё сильнее. Надвинув шляпу так, чтобы она полностью скрывала лицо, я откинулся на спинку сидения, и закрыл глаза, стараясь выкинуть все мысли прочь.
«Вот бы заснуть, так и время скоротается».
Разноцветное мерцание, проникающее в глаза даже через шляпу и сомкнутые веки, померкло, обволакивая рассудок прохладной пеленой тьмы. Но забытье было недолгим, образы и звуки снова надвигались на меня. Я сидел на трибуне среди нескольких сотен людей, с придыханием что-то, глядя на ещё нераспаханное конскими копытами ристалище. Песок лежал так ровно, будто это был мрамор.
— Встречайте, — громогласно объявил герольд. — Бартоз Акенкурский!
— Бартоз! Бартоз! Бартоз! — скандировали разгорячённые солнцем и выпивкой глотки.
Публике отсалютовал копьём, овитым белыми и алыми лентами рыцарь в полном доспехе. Поверх его нагрудника был надет табард с изображением вепря. Конь под ним то и дело ржал, взрывая копытом горячий песок. Его укрывала двуцветная попона из красных и белых квадратов, расположенных в шахматном порядке. Но красивее всего было украшение шлема рыцаря. Поверх топфхельма красовалась фигурка из папье-маше, изображавшая летящего орла — крылья раскрыты, а когтистые лапы готовы схватить добычу.
— Встречайте, — надрываясь, чтобы перекричать толпу вопил герольд. — Сэр Конрад фон Балк из Рейвенсбурга!
И снова послышались многочисленные овации, однако, я отметил, что кричали намного тише, и помимо восторженных «У-у-у!», звучали и низкие «Фу-у-у!», которые, впрочем, потонули во всеобщем восторге и буйстве.
Рыцарь Конрад фон Балк появился на ристалище в сопровождении двух пажей, несущих чёрные стяги с жёлтым львом. Его шлем венчали раскрашенные в жёлтый и чёрный перья, длинною едва ли не в один метр!
— Смотри внимательно, сына, — не отрывая глаз от ристалища, бормотал отец, разворачивая мою голову в сторону рыцаря с вепрем на гербе. — Может, когда постарше станешь, такого и не увидишь больше… Уходящая эпоха! Таких людей уже не делают! Не те времена, эх, не те!
— Прошу судей подойди! — продолжал надрываться герольд.
На центральную трибуну чинно прошествовали пять мужчин и две дамы. Все они были одеты под стать событию. Я услышал довольный хохот какого-то незнакомого мальчишки неподалёку.
— Смотри-смотри, у этого в зелёном штаны, ну, прям точь-в-точь, как манжеты у леди справа! Ха-ха-ха! Спорим, они бы легко могли махнуться, никто бы и не заметил!
Тем временем, судьи и герольд уже что-то обсуждали, то и дело обмениваясь поклонами и, видимо, шутками. Они тоже смеялись, а затем высокая леди передала герольду венок из гвоздик.
— Почётным судьёй турнира назначается Станислав Вощакович из Авашры! — прокричал герольд, вручая одному из мужчин венок.
Пепельный блондин с длинным загнутым носом и хмурым выражением лица, коротко поклонившись, принял венок, взяв его двумя пальцами, словно это было что-то, вызывающее у него отвращение.
— Прошу оруженосцев и пажей покинуть ристалище! — проревел герольд. — Мы начинаем!
Толпа встретила это сообщение ликующими криками, и долго не могла уняться, как вдруг резко, словно по команде смолкла. Рыцари медленно и почти одновременно пустили коней шагом к разделительному барьеру. Я поднял глаза на высшее ложе, туда, где замерли две дамы, герольд и судьи турнира.
— Боец готов? — прокричал в оглушительной тишине герольд.
Рыцарь с вепрем на гербе кивнул, отсалютовав ему копьём.
— Боев готов? — вновь прокричал герольд и рыцарь с гербом льва кивнул, хлопнув себя копьём по щиту.
Почётный судья турнира поднял вверх руку, а затем резко взмахнул ею, одновременно с чем, герольд вскричал:
— Бой!
Рыцари почти одновременно качнулись вперёд, шпоры впились в конские бока. Поединщики стремительно ринулись навстречу судьбе, поблёскивая сталью доспехов. Толпа дружно ахнула, и тотчас последовал удар! Оба усидели в седлах, но копьё Бартоза надломилось и разлетелось в мелкие щепки. Я почувствовал, как в животе разливается холод.
— Давай, Бартоз! — кричал мой отец, потрясая кулаками. — Давай, родимый! Вмажь ему!
По сторонам раздавались одобрительные возгласы других мужчин. А я, затаив дыхание следил за ним. Вернувшись на исходную позицию Бартоз Акенкурский замер, ожидая, когда оруженосец поднесёт ему второе копье.
— Боец готов?
— Боец готов?
— Бой!
Всадники вновь понеслись навстречу друг другу. Я аж вцепился ногтями в скамейку и затаил дыхание. Когда до удара оставались какие-то доли секунды, Бартоз подобрался, и мне показалось, будто он немного развернулся в седле, одновременно нанося удар так, чтобы толкнуть Конрада не назад, а вбок. Раздался страшный грохот. Копьё Бартоза ударило в щит Конрада, застав того припасть на круп лошади. Несколько ударов сердца тот скакал, откинувшись назад, толпа ошеломлённо гудела, а я уж думал, что сэр рыцарь потерял сознание, однако, ещё не миновав окончание разделительного барьера, он резко натянул поводья, и вновь сел прямо. А между тем, к Бартозу со всех ног неслись оруженосцы и пажи.
— Что стряслось? — вскричал отец, вскакивая со скамьи. — Он же отбил удар!
— Копьё со щита соскочило под рондель! — крикнул кто-то.
— Да он ранен! — сокрушённо и одновременно будто не веря себе протянул отец.
И действительно, Бартоза уже вытаскивали из седла. Он что-то кричал своим людям, отталкивая их.
— Хочет дальше драться! — прорычал отец, от возбуждения так сжав моё плечо, что я сам едва не заорал. — Давай, Бартоз!
— Мне сообщают, что поединок будет продолжен! — громогласно объявил герольд, чем вызвал неистовое одобрение ликующей толпы. — Прошу оруженосцев вынести мечи и баклеры на ристалище!
Конрад фон Балк наблюдал за тем, как его соперника вытаскивают из седла, уже спешившись. Когда ему вынесли щит баклер и меч, он принял оружие и застыл, словно статуя, повернувшись к судейской ложе. Зрители поддержали его овациями. Бартоз, дождавшись от оруженосца собственного вооружения двинулся к нему навстречу, словно совершенно оправившись от удара. Поравнявшись с судейской ложей, он так же замер.
— Боец готов?
— Боец готов?
— Бой!
Конрад стремительно рванул вперёд, нанося удар в шлем, затем в ногу, затем снова в шлем, и едва Бартоз открылся, саданул того ребром баклера в шею. Рыцарь с гербом вепря, от полученного удара, отшатнулся назад, как вдруг «лев» резко шагнул следом, нанося удар ногой в живот.
— Что за грязь?! — кричал отец, обращаясь к судьям, которые его конечно не слышали. — Кто так бьётся?