— Видишь, их не коснулась магия! — Сигвальд растерянно остановился перед статуями и почтительно воззрился на изваяние Вотана. Единственный глаз божества слепо таращился на людей.
— И что теперь делать?
— Ты меня спрашиваешь? — рыкнул Конан. — Кто здесь жрец, ты или я? Сигвальд, тебя ведь должны были научить разговаривать с богами! Проси помощи!
— Так это… Нужна жертва! Только кровь открывает Врата между миром смертных и обителью незримых духов! Не курицу же резать! Да и где мы ее сейчас возьмем?
— Толку от тебя не больше, чем от младенца! — рявкнул киммериец. — Кровь? Отлично, пусть это будет моя кровь!
— Спятил? — ахнул годи, но Конан оттолкнул его, выхватил правой рукой кинжал и полоснул отточенным лезвием по своей левой ладони. Несколько капель попали на Сигвальда, а тонкая струйка казавшейся черной крови пролилась к основанию статуи Доннара, бога-громовержца, хранителя мира.
В сущности, на подобные царапины варвар давно перестал обращать внимание — мужчина обязан терпеть боль, особенно если кровь пролита ради благого дела. Но на сей раз, глубокий порез на ладони вызвал не боль, а ощущение блаженного тепла, волной разлившегося по всему телу. Конан и асир попятились, увидев, как статуя Доннара внезапно начала наливаться золотистым огнем — дерево словно обращалось в разогретое в тигле золото. Неужели Доннар принял жертву?
— Ничего не понимаю, — Конан резко мотнул головой, и его черные волосы рассыпались по плечам. — Почему твой бог молчит?
Статуя оставалась неподвижной и безмолвной. От Доннара исходил жар, изгонявший насланный Вендикко мороз, но более ничего чудесного не происходило, хотя варвар ожидал если не явления нордхеймского божества, то чего-то не менее впечатляющего.
— Я знаю, почему Доннар не отвечает сам, — решительно сказал жрец. — Дай кинжал!
Конан молча перебросил годи свой нож, на острие которого еще темнели темно-багровые пятна крови киммерийца. Сигвальд ловко поймал кинжал за рукоять и не раздумывая провел острием по своей руке. Новая жертва.
— Наша кровь смешалась, — чуть отрешенно проговорил годи. — Сила меча и сила жречества… О-о!
— Что с тобой? — подался вперед Конан, но тут же отскочил в сторону, ибо начало происходить нечто совсем уж невероятное.
Сигвальда будто околдовали. Взгляд молодого асира остановился на одной точке, глаза остекленели, движения стали очень плавными и медленными. Годи шагнул к изваянию Доннара, на которое и смотреть-то стало больно — будто солнце спустилось с небес и воплотилось в деревянного истукана. А спустя несколько мгновений Сигвальд вошел в статую — человеческое тело слилось с вытесанным из букового ствола Доннаром.
Если прежде статуя являла собой всего лишь деревянный столб с вытесанным на нем ликом Громовержца и охранительными рунами, то теперь мертвое дерево начало оживать — прежние очертания идола расплылись, потерялись в сверкнувшей бело-золотой вспышке, а затем из рвущейся к черному небу колонны живого пламени вышел человек, ничуть не похожий на прежнего Сигвальда.
Он был очень высок — на голову выше длинного Конана, обладал пышной рыжей бородищей, широченными плечами и веселым взглядом ярко-голубых больших глаз. На широком поясе висят здоровенный боевой молот.
— Доннар… — выдавил киммериец. — Быть не может!
— Почему же это — не может? — прозвучал низкий голос. Конан машинально отметил, что Доннар говорит по-киммерийски, на хорошо знакомом варвару наречии. — Вы воззвали ко мне из Тьмы и я пришел тьму рассеять…
— А Сигвальд где? — спросил Конан и вдруг понял, что сморозил глупость. Похоже, Сигвальд действительно пожертвовал собой, чтобы спасти остальных.
Однако Доннар только улыбнулся в ответ:
— Здесь, — бог Полуночи положил руку себе на грудь. — Он пока спит. Я лишь использовал силу смертного, которой ваш народ наделен в куда большей мере, чем вы думаете. Использовал ее и воплотился. Идем, глянем, что у вас стряслось. Думается мне, вы звали Доннара не для того, чтобы вести пустые разговоры?
Конан понял, что все вокруг изменилось — исчезло малахитовое зарево, сами собой вдруг запылали погасшие костры, засветились факелы. Наполнившая Тусцелан сила Вендикко беспощадно изгонялась иной, дружественной людям и не менее могучей силой, которую принес с собой рыжебородый Доннар.