Тотчас же раздался жуткий многоголосый вой, и десяток стремительных теней, вынырнув из-за спины Лесного Духа, кинулись на Доннара, но бог Асгарда не остался в дураках: мгновенно подняв левую руку, он выбросил из ладони сноп белого пламени, и духи отпрянули. Вой сменился затихающими жалобными стонами. Боевой молот окутался тысячами синих искр.
— Я не пропущу тебя к людям, которых взял под свою защиту, — твердо сказал Доннар. — Ты знаешь, что наши силы несравнимы. Дух Лесов! Твоя эпоха давно миновала! Уходи!
Голос Доннара приобрел неописуемую силу. Сам бог оставался воплощенным в человеческое тело, но Конан и очнувшаяся стража Тусцелана, сгрудившаяся на стенах форта, почувствовали происходившие изменения. Воздух вокруг Доннара заколебался, как вокруг жарко горящего огня, образуя едва заметный белёсый ореол, накрывший бога подобно прозрачному колоколу. Ночь озарилась ярчайшим светом, приходящим из-за Стен тварного мира.
Вендикко отступил на два шага и утробно заурчал. Неужели испугался? Доннар поднял молот. Исступлённый рык Духа Лесов разрывал уши, с лап чудовища срывались струи зеленого огня, ударявшие в оберегавший нордхеймского бога купол. Похоже, чудовище сосредоточило все свое внимание исключительно на Доннаре.
— Была, не была! — выкрикнул Конан. — Кр-ром! Кром-воитель!
И варвар бросился вперед. Рассудок твердил, что убить этого монстра человеку не под силу, но голос разума сменила знаменитая ярость, охватывающая любого прирожденного воина в момент смертельной схватки.
Киммериец вонзил клинок в поросшую жесткой шерстью лапу Духа Лесов, тварь оглушительно взревела и отбросила человека, после чего снова атаковала Доннара.
Бог Асгарда не остался в долгу. Конана слегка оглушил удар ногой Вендикко, но он успел рассмотреть, что человеческое воплощение Доннара исчезло, уступив место пылающей, режущей глаза золотистым пламенем тени. Клубок огня скользнул вправо и поднялся в воздух на высоту десятка локтей, опалив шкуру Лесного Духа — омерзительно запахло жженой костью. Вендикко отпрянул, попытался отмахнуться, будто человек от надоевшего комара, но…
Великий дух Нордхейма показал свою истинную мощь.
В самом Тусцелане никто толком и не понял, что именно произошло. Внезапно поплыла и задрожала земля, бревна, из которых были сложены стены форта, угрожающе затрещали, а затем тряхануло так, что никто не устоял на ногах — удивительно, что никто не порезался об оружие, вылетевшее из рук. Сотник Хуннар увидел, как разлетаются в клочья тела призраков, оставляя в горячем воздухе дымные следы и сполохи умирающего багрового огня. Вендикко отступал — пятился, сокрушая вековые деревья.
Грохот стоял немыслимый — сравнить это невероятное сражение можно было лишь с сагами о временах, когда боги боролись с великанами, желая отдать принадлежавшие им земли юной расе людей, взятых под покровительство великих сил. То справа, то слева вспыхивали и угасали сине-зеленые молнии, и очень многим защитникам Тусцелана чудилось, что за спинами ревущих и отчаянно отбивающихся духов и рядом с самим Вендикко поднимаются очертания огромного молота и чьей-то исполинской фигуры…
Тесную каморку в общем доме, теперь принадлежавшем нордхеймской дружине, заливал грязно-серый свет, какой бывает только в утренние часы ненастного и холодного весеннего дня. Очнувшийся Конан, видел, как за распахнутыми ставнями проносились к востоку лохмотья облаков, похожие на сожженные обрывки отслуживших свое тряпок. По-прежнему подвывал на разные лады врывавшийся в окно ветер, но уже не холодный, а по-настоящему весенний, пахнущий влажной землей, прелыми прошлогодними листьями и еще чем-то очень знакомым и добрым. Чем-то человеческим.
— Гляньте-ка, очухался, — киммериец услышал знакомый голос и увидел стоящего в дверях сотника. Выглядел седобородый Хуннар, как обычно — уверенно и спокойно. — Я уж и лекаря к тебе присылал по раннему утру, так он сказал, что проснешься не раньше полудня. Крепко приложило, видать. Даже киммерийские каменные головы к такому не приспособлены…
— Можно еще поспорить, у кого тут каменная голова, а у кого насквозь деревянная, — попытался сострить варвар и присел на застеленной медвежьими шкурами лежанке. — Что такого стряслось? Ничего не помню!
— Да, неужто? — поднял брови Хуннар. — Совсем ничего? А тут за утро, о ваших с Сигвальдом подвигах уже целую сагу сложили.
— Сигвальдом? — Конана внезапно озарило. — Митра Всеблагой, Кром-воитель! Он жив?