Вместе с остальными покойными на дно котлована уложили маму и бабушку Веры. Вера помогала нести тела, а потом стояла и невидящим взглядом смотрела, как мужчины мерно взмахивают лопатами, укрывая их землей. В голове ударами колокола отдавались позвякивания кадила.
В какой-то момент мир поплыл перед глазами, Вера пошатнулась и, наверно, упала бы. Чья-то крепкая рука ухватила ее за локоть и не дала упасть. Вера повернулась и увидела Кравца. Он ободряюще кивнул ей, но в его глазах Вера, к изумлению своему, помимо стремления поддержать увидела тень скорбной зависти и сперва опешила. И только через несколько секунд поняла. Ну, да, конечно. Ей хоть было, кого хоронить.
Головокружение не отпускало. Окружающее уплывало куда-то вбок. Вера благодарно сжала руку Кравца:
– Что-то мне нехорошо, Алеша. Отведите меня в приемный покой, пожалуйста.
– Да, пойдемте!
В приемном покое Кравец бережно усадил Веру на стульчик. Медсестра, остававшаяся в отсутствии Веры на регистрации, сразу схватилась за измеритель давления, крикнув другой медсестре, чтобы бежала за врачом.
– Всё, Вера Михайловна, пора мне на выезд, пока все магазины в округе не растащили. Вас я сдал в надежные руки, так что не вздумайте умирать до моего возвращения! А то кто у меня хабар принимать будет? – попытался пошутить Кравец. Вера в ответ слабо улыбнулась.
Минут через пять пришел Курбанов с небольшим кофром.
– Ну, что, дорогая, удачно ты попала со своей слабостью – у меня как раз перерыв между операциями.
Вера попыталась скорчить рожу, но сил хватило только чуть-чуть высунуть язык.
– И язык обложен, – констатировал Курбанов, проигнорировав ее выходку.
Он послушал у Веры пульс, оттянул веки и осмотрел глаза, спросил, как с давлением.
– Девяносто на пятьдесят, – доложила медсестра.
Курбанов своим любимым жестом почесал подбородок и достал из кофра шприц:
– Оголяй руку, дорогая. Поздравляю тебя с легкой степенью лучевой болезни!
Вера с подозрением покосилась на шприц и на ампулу, из которой Курбанов набирал в шприц жидкость:
– Что за гадость?
– Не бойся, не наркотик. Через полчаса будешь, как новенькая. Ну, почти.
– А быстрее нельзя?
– Быстрее только кошки плодятся! – процитировал Курбанов, вкалывая иглу в локтевую вену. Вера инстинктивно вздрогнула. – Никуда больница от тебя не денется. И не дергайся, пока в себя не придешь. Это я тебе, как начальник, приказываю! Поняла?
– Поняла, – сморщилась Вера, – чего уж тут непонятного…
Вскоре слабость начала отпускать ее, головокружение ушло. День покатился дальше.
Закончился второй день После Взрывов, ему на смену пришел третий. Потом четвертый, пятый…
Больница по-прежнему принимала всех без исключения.
Тем, кто приводил и приносил тяжелобольных, но сам был в сносном состоянии, Вера, помимо прочих, обязательно задавала один и тот же вопрос: “Чем вы можете помочь больнице?”. Ответа она не требовала, целиком полагаясь на совесть приходящих и не желая принудительных подношений и работ.
Чего только она не насмотрелась за эти дни…
Взрослые, дети, переломы, ожоги, лихорадки, язвы, слезы, страдания, злоба, горечь, отчаяние, безумная надежда на чудо в залитых болью глазах.
Какая-то бабенка с классической внешностью вздорной рыночной торговки привела свою престарелую родственницу. И не особо была больна та родственница, всего лишь легкий гипертонический криз, да лекарства не вовремя закончились. Но бабенка развизжалась на весь больничный комплекс, что “как это так! Вы всех должны принимать! Если она у меня на руках умрет, то вы будете в этом виноваты!!!”. С огромным нажимом на слово “Вы”.
Вера возвела брови на лоб и, сокрушенно покачав головой, начала оформлять бабулю. Когда же она задала свой коронный вопрос “Чем вы можете помочь больнице?”, то в ответ услышала, что “самим жрать нечего, еще всяких дармоедов тут кормить не хватало!”. И, гордо задрав к небу утонувший в щеках нос, бабенка соизволила покинуть приемный покой, на прощание громко хлопнув дверью.
А бабуля по имени Елена Ивановна совершенно не собиралась умирать. Более того, она оказалась бухгалтер на пенсии с потрясающей памятью на цифры и такой бодростью духа, что молодым было впору завидовать. Как только она оправилась, Вера сдуру предложила ей идти домой. Бабуля коротко, но резко отказалась. И попросила дать ей какую-нибудь работу. Вера мысленно обругала себя ручным тормозом и с радостью спихнула на Елену Ивановну учет всех лекарств, продуктов и прочих “материальных ценностей”.
Вскоре после того, как из приемного покоя выплыла скандальная бабенка, туда вбежала женщина с огромными испуганными глазами и трясущимися губами. Вслед за ней вошел ее муж. Он был более сдержан, но лицо было напряженное. Они искали… свою соседку! “Всего лишь” соседку по подъезду, за которой присматривали и ухаживали последние года два и которую положили в больницу буквально накануне Взрывов.
Фамилия этой соседки уже проходила перед глазами Веры, но она на всякий случай сверилась со списком умерших. Когда женщина узнала, что их соседка умерла под утро, и ее уже похоронили, а они не успели буквально чуть-чуть, она осела на пол и залилась слезами. Плакала она так, будто опоздала на похороны собственной матери, и муж долго не мог ее успокоить. Вера не вмешивалась. Молча сидела, поставив локти на стол, сомкнув ладони и спрятав в них нос.
Немного придя в себя, женщина огляделась, посмотрела на Веру и неожиданно спросила:
– Вам санитарки нужны?
Смутилась и добавила:
– Я бы хотела помочь… Чем-нибудь…
– Нам все нужны, – вздохнула Вера, – людей мало, каждый нарасхват.
Женщина повернулась к своему мужу:
– Ну, ты домой иди, наверно. А я здесь пока останусь.
– Нет уж, – нахмурился мужчина, – чего мне одному дома делать? Раз ты здесь, тогда и я здесь.
И они остались оба.
Любители кайфа являлись регулярно, по два-три раза на дню. И просящие и требующие. Всем им Вера подробно и даже с некоторым садистским удовольствием рассказывала о первых двух визитерах, которые все выгребли и “вот у них и просите! А у нас нет ничего, даже наркоз давать нечем, на живую людей режем! Ну, чего уставились? Идите отсюда! Здесь больница, а не притон!”
Приезжали на армейском вездеходе спасатели МЧС. Осмотрелись, покрутились по больнице, сказали: “Ух, ты, как у вас тут все налажено!” и собрались уезжать.
– Я не поняла юмора, господа! – остановила их Вера. – А лекарствами нас снабдить? А горючки для дизель-генератора отлить? А продукты?
– Так у вас же все есть! – широко улыбнулся старший из спасателей. – Вы бы видели, что в других местах творится!
Вера поперхнулась негодованием и уже начала подыскивать достойный ответ, но тут старший, видимо, решил, что уезжать вот так, совсем ничего не дав, все же как-то не очень хорошо. Он повернулся к подчиненным:
– Ладно, ребята, вытащите им ящик тушенки.
Названный ящик плюхнулся на землю. Вернее, пол-ящика.
Вера вскипела:
– Вы что, издеваетесь? Нам этого на два дня хватит в лучшем случае!
– Берите, что дают, и скажите спасибо, что вообще что-то получили! – злобно рыкнул спасатель. – У других и этого нет.
Если бы сбылись все пожелания, которые Вера мысленно послала вслед уезжающему вездеходу, он развалился бы, не доехав до ворот.
Но больше всего ее возмутил другой визит.
На третий или четвертый день После Взрывов, она не запомнила точно, на территорию больницы въехали две большие черные машины из разряда тех, от которых Вера в прошлой жизни, До Взрывов, предпочитала держаться подальше на дороге несмотря на то, что ее собственный автомобиль был отнюдь не последнего разбора.
Из одной машины вышли двое мужчин, один из них помог выбраться мальчику-подростку и поднял его на руки. Из другой машины вышли четверо мужчин с оружием – охрана. Все приехавшие были характерной однотипной внешности. Неопытный взгляд даже не смог бы, пожалуй, различить их по лицам.