Благополучно обойдя Данилово, Вера снова выбралась на трассу и часть пути прошла по ней. Все это время она никак не могла решить, каким путем ей идти дальше. Вариантов было два – продолжать идти по трассе и в итоге упереться в мост, который, скорее всего, разрушен, и тогда придется делать крюк, чтобы найти место, где перейти реку. Или сделать крюк сейчас, перейти реку там, где она еще мелкая и узкая, пройти через поля и вдоль железной дороги выйти к городу. Вера уже решилась рискнуть и дойти до моста, но тут метрах в пятистах впереди, там, где был перекресток, раздался взрыв. «…! Опять?» – подумала Вера, от неожиданности чуть не упав на четвереньки. Из-за деревьев взметнулся столб пламени и раздался еще один взрыв, уже более слабый. «Ф-фу, бензин на заправке взорвался. А я, дура, испугалась…». Теперь выбор стал для нее более очевиден: переться мимо горящей АЗС, учитывая, что напротив нее стоит такая же, и тоже в любой момент может бабахнуть, или спокойно пройти лесом-полем. Вера опять свернула в лес.
Стояла почти полная тишина. Вера слышала только собственные шаги и все более отдаляющийся глухой шум пожара за спиной. Ни голосов, ни криков… Это вызывало ощущение нереальности происходящего. Вера будто со стороны видела себя, идущую по лесу, и ей казалось, что все это происходит с кем-то другим, но не с ней.
Маленькая плотина, построенная, наверно, лет пятьдесят назад, стояла на месте. Вера осторожно перебралась с берега на берег и пошла дальше. Город был пока скрыт холмами. Да она и не смотрела туда. Не могла себя заставить. «Вот как выйду из-за того бугра, что у самого города, тогда посмотрю».
Деревня, лежавшая в стороне от ее пути и видимая издалека, стояла, будто совсем вымершая. Не было видно ни людей, ни живности. Даже трупов не было. Тишина сделалась совсем ватной. Только собственные шаги и изредка хруст веток под ногами.
Железная дорога тоже была на месте. Покосились столбы, кое-где оборвались провода. Вера пошла по шпалам, стараясь смотреть только под ноги, стараясь не поднимать глаза.
Любой путь когда-нибудь заканчивается. Вот он, последний бугор по правую руку, закрывающий перспективу. А дальше рельсы загнуты в сторону и сдвинуты с насыпи. Три шага. Два. Последний шаг.
Вера подняла глаза.
Город, ничем не примечательный маленький райцентрик, без архитектурных изысков и претензий на ухоженность, с детства знаемый наизусть и любимый до последней кривой улочки, до последней трещинки в асфальте, – этот город жил теперь только в ее памяти.
Центр являл собой одно огромное пепелище. Пожары уже стихли, огня не было видно. Облако вобрало в себя грибную ножку и медленно плыло куда-то на Москву. Уцелели отдельные дома на окраинах. Наверно, как-то уцелели дальние пригороды, но они не просматривались с того места, где стояла Вера. И на дальнем холме кучкой гнилых зубов торчали корпуса районной больницы.
Вера, прищурившись, вглядывалась сквозь рассеивающийся дым в это скопище почерневших руин, пытаясь определить, как лучше пройти к тому месту, где еще утром стоял детский сад. Потом решила не мудрствовать лукаво и не пытаться идти через бывшие дворы, а попробовать пройти по остаткам главных улиц и хотя бы не заблудиться.
Пройдя еще метров семьсот по железнодорожной насыпи, она рискнула сойти с нее, узнав в закопченной развалине здание бывшей детской поликлиники. Это был хороший ориентир и точка отсчета. Если пойти прямо по относительно сохранившейся улице, то, главное, не пропустить перекресток. Вроде бы, он даже виден отсюда. А там – как повезет. Поперечную улицу могло завалить обломками. Но надо попытаться.
Услужливая не к месту память одну за другой, как в диапроекторе, выбрасывала перед мысленным взором картинки походов в поликлинику с Анечкой. Вот еще в большой коляске. Вот уже сидим. Вот уже прогулочная коляска, а к ней шарик привязан – какие-то ребята рекламные шарики раздавали.
Вера скрипнула зубами и прибавила шагу. Не сейчас. Не к месту. Сначала действовать. Слезы потом.
Перекресток угадывался легко. Остовы окружающих зданий неплохо сохранились и были узнаваемы. Дальше можно было, в общем-то, не ходить, вернуться к железной дороге и по относительно чистому месту добраться до больницы. Но Вера все-таки пошла. Она от перекрестка отлично видела потерявшее крышу, полуразвалившееся и обгоревшее здание детского сада, но все равно шла. Будто в спину кто толкал.
Окна Анечкиной группы выходили на центр города. На эпицентр.
Вера кинула пакеты на землю, взобралась на лежащий прямо у стены большой обломок ограды и заглянула внутрь помещения. Там не было ничего, кроме черных стен и толстого слоя пепла.
Вера силой заставила себя отвернуться и стала оглядывать панораму.
К тому месту, где был ее дом, точно можно было не ходить. Место было несколько ближе к эпицентру, чем детский сад, и от домов там остались только груды мусора. Не было никакого смысла пробираться по ним и гадать, какой обломок от ее дома, а какой от соседнего. И тем более не было смысла искать среди этого обугленного месива тот кусочек пепла, что остался от такой вредной, но такой любимой кошки Масяни. “А я ее сегодня по заднице набила за то, что она опять лужу на полу сделала…” – как-то не вовремя вспомнила Вера. Опять стиснула зубы и крепко зажмурила глаза. Через несколько секунд, когда дышать стало легче, она снова стала осматриваться.
Вон там, прямо напротив детского сада, примерно в километре, утром стоял высотный дом-башня. Еще давно один знакомый сказал Вере, что это точка прицела. А рядом с башней стояла обычная панельная девятиэтажка, где жили мама, бабушка и сестра Марина. И кот Филька, как же она про него сразу не вспомнила?
“Марина, наверно, дома была. У нее сегодня, вроде, с двенадцати занятия начинаться должны были. И Филька тоже дома. Он всегда был дома…”
Вера вдруг представила, как души Калинова огромной толпой подходят к вратам рая. Апостол Петр, не в силах смотреть на столь скорбное зрелище, распахнул врата настежь, сел подле них на камень, закрыл лицо ладонями и плачет. А Марина и Анечка, переглянувшись и перемигнувшись, под шумок протаскивают в рай Фильку и Масяню…
“Стоп! Мама! И бабушка! Они должны были ехать в больничный комплекс! Бабушке УЗИ надо было делать. И время у них было назначено как раз такое… такое… примерно, когда все это произошло”.
Вера стряхнула с себя наваждение, спрыгнула на землю, подобрала пакеты и пошла, огибая развалины, в сторону больницы.
Как она и думала, оба моста через реку были разрушены. От дальнего моста не осталось вообще ничего. Обломки ближнего лежали на дне русла, отметенные ударной волной несколько в сторону от исходного места. Русло было пустое. Взрыв разрушил плотину, и от реки остался тоненький ручеек, который Вера просто перешагнула.
Чертыхаясь и оскальзываясь, она начала взбираться вверх по склону холма. В голове толклась, переминаясь с ноги на ногу, совершенно неуместная и несуразная мысль: «Может, и лучше, что папа умер раньше и не увидел всего этого ужаса…». Впереди высились здания больницы. Видно было, что пожар до них не дошел. Но, разумеется, ни одного стекла в окнах, обращенных в сторону взрыва, не было и в помине.
Входная дверь в тот корпус, где располагалась администрация и проводились обследования, не только потеряла стекла, но и оказалась вмята внутрь и застряла в таком положении. Вера подергала ее немного, плюнула и полезла через створку.
В вестибюле никого не было. Кресло, в котором обычно сидела вахтерша, стояло пустое. Вся его спинка была, как дротиками, утыкана битым стеклом. Вера зябко передернула плечами и пошла в коридор. В коридоре тоже не было ни души. «Неужели никто не уцелел? Странно…».
Она беспрепятственно дошла до нужного кабинета и осторожно потянула на себя дверь. Та открылась без труда. Вера заглянула внутрь. Вошла. Медленно, как сквозь воду, пошла через кабинет.