«Где я не прав? Что я делаю не так?»
Виктор вновь низко склонил голову над раковиной, упираясь ладонями в края.
«Где-то на свете есть моя любимая жена, мать моих детей. Я ее ищу». Сейчас фраза, зачем-то записанная им в самом начале Нового года в рабочем дневнике, не казалась ни сентиментальной, ни ребяческой.
Из ванной Виктор вышел как новенький: аккуратно зачесанные мокрые волосы, оба уголка ворота рубашки расправлены поверх горловины джемпера, длинные ноги упакованы в совершенно гладкие, будто только что отутюженные, брючины, все, что следовало застегнуть, застегнуто. Только белки глаз, покрытые густой сетью красных прожилок, выдают утомление, но не более.
Уходить по-французски не хотелось. Виктор громко поблагодарил гостеприимную компанию, стал прощаться. Как он и ожидал, последовали обычные возражения: что время раннее, что посидели совсем чуть-чуть, что дальше только и начнется все самое интересное. Последним подал голос Георгий:
— Вить, через час мы все пойдем, в метро вместе поедем. Мне через центр, как и тебе. Смотри. Машину тебе сейчас никак нельзя брать.
Виктор отлично понял, что тот имеет в виду: все-таки он был сильно нетрезв, и неродной русский язык плохо его слушался — легкий европейский акцент никак не удавалось убрать. Садиться в случайную машину просто опасно. Виктор мельком подумал, не вызвать ли такси. Но отсюда до центра — несколько остановок на метро!
— Все нормально. Я на метро. Мне завтра работать, рано вставать.
— Завтра праздник.
— Нам, журналистам, в праздник — самая работа! — с пафосом заявил Виктор.
Хмель еще далеко не выветрился из головы. Язык немного заплетался.
— Вот! Слышите, уроды? — воскликнул Георгий, любовно обращаясь к своим друзьям и подчиненным. — Человек завтра собирается РАНО встать на работу.
— Это невозможно!
— Завтра утром он поймет, что погорячился!
— Да?! — шутливо взревел Георгий. — Вот только попробует пусть кто-нибудь прийти мне после праздника позже двенадцати! Всех поувольняю к чертовой матери!
Виктор усмехнулся и смылся, прихватив куртку, в коридор. Если бы у него хватило догадливости, ловкости или подлости заснять эту сцену скрытой камерой вместе со всей пьянкой, где — господи! — как же много и откровенно они говорили о работе, она стала бы отличным завершающим штрихом к фильму, который Виктор собирался сделать по возможности доброжелательным, но все же объективным. «Прийти не позже двенадцати!»
К ночи ударил настоящий мороз. Воздух в первый момент бодрил и освежал, но очень быстро обнаружилось, что дышать трудно. Казалось, атмосфера стала тягучей, как замерзшая водка, и требовались усилия, чтобы протолкнуть ее в легкие. Утренняя слякоть застыла бугристыми ледяными торосами. Ноги дрожали и отказывались ступать по голому льду.
Виктор брел по двору, цепляясь за ветки кустарников и деревьев. Выйдя на улицу, он презрел опасность быть раздавленным падающей с крыши льдиной и шел, где было возможно, по стеночке, придерживаясь рукой за дома.
Далее требовалось перейти широкий проспект, что вынудило Виктора выйти на открытое пространство. Он еле переставлял ноги и взбадривал себя мыслью о том, что обязательно посвятит следующий фильм тяжелым будням алкоголика; зрители будут рыдать! Голова ехала куда-то вместе с редеющим автомобильным потоком, сердце то трепыхалось, как овечий хвост, то надолго замирало.
На проезжей части стало немного полегче: там густой слой реагента съел весь лед, и ноги, наконец, почувствовали прочную, ровную опору.
Но, едва вновь ступив на тротуар, Виктор, успевший немного расслабиться от ходьбы через восемь полос мостовой, поскользнулся и еле удержался в вертикальном положении. Заныли ребра, ушибленные во время лондонского гололеда, стало трудно дышать. До метро оставалась еще половина пути, и он совершенно ясно почувствовал, что без передышки не дойдет.
И тут судьба преподнесла ему роскошный подарок: высокий бетонный короб клумбы! С облегчением садясь на сомнительное уличное украшение, Виктор в мыслях растроганно поблагодарил проектировщиков и строителей этого дизайнерского шедевра семидесятых. Конечно, еще лучше подошла бы деревянная лавочка, но кто же поставит деревянную лавочку посреди тротуара на проспекте?!
Немного отдышавшись, Виктор попытался подняться. Ноги не держали вовсе. Он усилием воли перенес центр тяжести тела в нижние конечности — и чуть не упал, потому что те легко подломились. Он снова устроился на бетонной клумбе.