— Прости, мать! Бес попутал. — Вадим виновато улыбнулся.
— Вот то-то же и попутал…
— Восемь раз спускались с этой горы! — Начал накручивать Ваня, но Наталья вовремя толкнула его острым локотком.
— Чего городишь, трепло! «Восемь»… Всего четыре!
— Один раз за два шёл, Наташка. Нервы не железные…
— А я так считаю: страшное миновали, а вспомнить теперь приятно как приключение! — Олег обнимал свою прелестную Люсю и тоже расплывался в улыбке. — Да, ведь, моё солнце?!
Люся томно поддакнула и отпила чай со своей пиалы. Они сидели за огромным длинным столом в светёлке старого сруба. В гостях у новознакомой бабы Пелагеи. Той, что попалась им на лесном перепутье, когда они ходили по грибы. Чай у бабы Палаши был настоян на чабреце и душице, с добавлением, как сказала хозяйка, листьев ежевики. Один глоток уже оживлял и снимал хандру. А если говорить о хандре, откуда она может взяться, когда так всё удачно закончилось. Четвёртый спуск оказался переломным и они чудом, можно сказать, вышли из под проклятия Серого Холма.
— А что, мать, давно ли люди про этот Холм ведают? — Зорин смочил в чаю пересохшую печеньку. — Когда слух первый раз появился?
Пелагея перестала носиться с кухонной утварью и присела на краешек скамьи.
— Сама-то я с шестнадцатого году буду. Муж мой покойничек и того с девятого… Твориться это началось никто не помнит как. Только первые стали пропадать каторжные. Те, кто с царёвой каторги убегал. Дед мой гутарил ещё: варнак-душегубец Макарка во лесах долго хоронился, уж больно он властям царским насолил. А потом и сгинул вовсе. Только после этого, сказывают, часовенька и стала появляться…
— А причём здесь разбойник и часовня? — Спросил Олег. — Какая тут связь может быть?
— Э, милой! Дело тут не как связь можеть встать! А только сказывали, кто Макарку знал: желал он замолить грехи перед Господом. Все деньги, которые неправедно убийствами нажил, хотел варнак отдать на строительство церкви. Или часовни, на худой конец. С тем, чтоб зачлось ему на том свете-то!
— Это значит, что и у разбойников есть светлые мотивы! — Назидательным тоном учительницы произнесла Наталья.
— Есть, милая, есть! В любом человеке живёт и светлое и темное. А что в нём пересилит, с тем он и пойдёт в мир божий. Так вот, о чём я? Ага… Деньгов-то своих Макарка не успел никому отдать, сгинул бесследно. А часовня на Сером Холме с тех самых пор и маячит, как совесть душегубца. Не успел он причастить свою душу и часовня та — горе всем путникам!
— Часовня, мать, не совсем часовня… — Вадиму хотелось выстроить линию грамотно, но он никак не мог привязать к призраку толковых аргументов.
— Да знаю, милок, знаю! — Махнула рукой баба Пелагея. — Про то и толкую! Ушёл убивец, не успевши отмолить грехи свои, и оставил на том Холме напоминание о мечте несбыточной.
— Ну, бабушка, вы скажите! — Климов хрустнул яблоком. — В миру, знаете, какие убийцы ходят. Пострашней вашего Макара. И если б после каждого такие памятники оставались…
— Не каждый убийца мечтает построить храм! — Резонно заметила Люся. — А этот мечтал… Правда, баба Палаша?
— Правда, ягодка! — Просияла старушка. — Как есть аккурат правильно! Мечтал-то он мечтал, только помри он где-нибудь в другом месте, почитай бы ничего и не было. Но правдоть издревле гутарют: в тайге места такие случаются, не приведи господь! Только ахни и тут же тебе в ответ ухнет! А за Холмом и до Макара дурная слава ходила, только часовни из веток не тянулись. Вот ведь как… Да вы подливайте чаёчку, погорячее! Не богат у меня стол, ну да счас грибочки открою. Сама солила…
Она засуетилась, а Вадим сопоставлял сказанное бабушкой с тем, что видел и знал сам. Если преломление двух миров-антиподов, в простонародье есть не что иное, как нечистое место, тогда в тайге таких преломлений уйма. Пусть слабеньких и не таких, как на Холме, но уйма. Вот где бы разгуляться уфологам, а то на небо смотрят и коллажи монтируют. Походи, пошукай, что есть под ногами! Авось, повезёт провалиться в наизнанку реальности…
— … а потомче люди чаще пропадать начали. И помногу сразу. — Продолжала разглагольствовать старушка. — Случалось, отрядами пропадали. Белые, красные… Уйдут партизаны повыше, стал быть оборону держать, а там их и след простыл. Возвращались редко и всегда по одинёшеньки. И-е-эх! Лучше б такие не возвращались! Уже матушка рассказывала: пришёл раз такой. Сосед ихний был. Охотился, рыбалил… Так он ушёл засветло, а пришёл к раннему вечеру. Казалось, пришёл, ну и пришёл. Чего такого? Так пришёл он в одёжке рваной, грязной. Будто неделю больше по тайге мыкался. Заросший и где бы ему так зарасти за пять часов-то? Губы кривятся, сказать путного не может, смеётся, кричит что-то своё, ему ведомое. И глаза насовсем ополоумели. Шибко мечутся как у таракана. Был во флигеле дохтор, так он велел больного в город везти. Неизлечимая, говорит, душевная болезнь…