Я в шоке смотрела на свой документ. Это имя и фамилия из моей прошлой жизни. Хуже того, мое фото, когда мне на самом деле было восемнадцать, и если я помню, то снята копия со свадебной фотографии, где мы с Лёшей Соколовым расписываемся в загсе далёкого северного города. Это значит, Морок знает, кто я и кем была.
— Ладно, говори, — не выдержала Ленка.
Я взяла её ладонь к себе. Сейчас если расскажу, что все знают, не поверит. Но был у них с мужем секрет. Тот гад мне разболтал по пьяни. Ленка уж три года как вдова, благоверный замёрз в сугробе. Думаю, она и не вспоминает, что натворила.
— Про ребёнка твоего, которого ты убила, вслух произнести? — исподлобья на неё глянула.
Женщина ахнула, закрыв рот ладонью, и выпучила на меня глаза. Сучка. Некоторые, как я всю жизнь о детях мечтают, а тут уже рожденного удушила. Муженёк решил, что на несчастный случай свалить можно. И прокатило. Лучше б в детский дом отдала, хоть какое-то право на жизнь.
— Будет так, что новый дом тебя ждет. Не казенный.
Это я точно знала, их бараки под снос, а народ расселять будут. Ленка поостыла, взяла себя в руки.
— А душа успокоится, мужчиной высоким, сильным и с достатком, — ну, тут к гадалке не ходи, известно, что женщине надо.
— Проходи, — улыбнулась она и повела меня в маленькую комнатку с заправленной кроватью. — Бельё чистое, на двери замок навесной, — вручила мне замок и ключ, — денег с тебя не возьму.
В комнате неприятно пахло. На окне была тюль, кроме этого всё стекло укрывали ветки с листвой старого куста, что посадили прямо под окном мы с Ленкой и её мужем пятнадцать лет назад. Когда-то дружили, несмотря на то, что она намного младше, муж её был мой ровесник.
Села я на кровать и уставилась в свой паспорт. Раз Морок знает, кто я, значит, имел на меня конкретный план. Отыскал, омолодил, документы скорей всего заранее сделаны были.
Как же неприятно, холодок по телу.
Стук в дверь.
— Светочка, девочка, — слащавый голос Ленки. — Покушать не хочешь?
Я вышла молча из комнаты, прошла на кухню. За столом, укрытым затёртой клеёнкой сидела заведующая коммунальным хозяйством города, Юдкина Екатерина. Эта гадина мой бизнес много лет назад удавила, когда работала в полиции. Три мои киоска разорила и малолеток наняла, чтобы сожгли. После этого я всю оставшуюся жизнь на почте проработала вплоть до пенсии.
Припёрлась к гадалке. Ленка мне картошки варёной, маринованных огурчиков и хлеба мягкого предложила, а Катька в стопку коньяка подлила.
— Не пью.
— Уже восемнадцать, можно, — лукаво шептала Ленка.
— Нет! Говори, женщина из казенного дома, — строго отозвалась я, дела очень таинственное лицо. Глядела Катьке в глаза. Эта шкура образованная среднее-специальное и в администрации города сидит. Тут аккуратно надо работать. — Лишняя, ты лишняя на работе и в городе.
— Хочешь сказать, что уехать надо?
Давно бы уже свалила. От тебя людям одни неприятности.
Женщины изумились моим словам, замерли пораженные. Вытаращили зенки, лица вытянули.
— Ждет мамочка, доченьку.
Катька заплакала. Знаю я, что давно хотела к матери на юг уехать, все за работу держалась. Скатертью дорожка, воровка по хлеще, чем я в молодости. Деньги на кап. ремонт выделены, а у Кати только крыши подлатаны. Зато сыночек в университете учится в центре, ни в чём себе не отказывает.
Ужинала я до часу ночи. Одна за другой приходили ко мне женщины Дупла. Кого не знала, говорила чепуху обобщенную, а кого знала, тому не поздоровилось. За вечер заработала кучу денег. Вот так бизнес! Выгодно в уши вдувать.
Устала я издеваться и ликовать, уже собралась спать пойти, как на кухне появилась любовница, а теперь законная жена моего мужа Ольга. Помещение, где ярко горела лампочка в разбитом плафоне, наполнилось запахом удушливых духов.
Две зазнобушки сели напротив меня, и Оля нервно пощелкивала маникюром по белому листу, я догадывалась, что это фото.
— Нам приворожить, — как по секрету шептала Ленка, поддерживая подругу. — Чтобы на всю жизнь.
Я смело взяла фото и посмотрела на него. На нём в форме красовался молодой офицер полиции. Шах и мат, Стопкин. Старый козёл на восемнадцать лет старше Ольги, раздул губищи на молодую. Небось, идиот, уже квартиру на неё переписал. А она вон, что творит.
— Нет, — я обратно перевернула фото. — На тебе проклятье утопленницы. Старая женщина, которой плохо ты сделала, не даст тебе быть счастливой.
Хотя на самом деле, старая женщина уже вдоволь над вами посмеялась и уже устала. Шли бы вы все!