Откуда-то из соседней стены доносились приглушенные спорящие голоса:
– Пусть он уйдет!
– Как он уйдет? Нужно сначала узнать, кто он такой?
– Как кто? Мы же только что говорили, что седьмой – это убийца. Он и есть тот самый седьмой!
– Откуда ты это знаешь? Во-первых, если бы он был убийцей, он не был бы магом, все знают, что бывает, если маг убьет мага. Во-вторых, у Миролюба было что-то насчет него, что-то пошло из него. Зачем ты его остановил?
– Очень интересно, как ты ему сразу поверил. А тебя не смущает, что видение было не только у Миролюба? До того, как он постучал – его появление предсказала Книга. Она нас буквально за мгновение о нем предупредила. Ты что? Кому ты больше веришь? Книге или Миролюбу? И потом, посмотри на Миролюба, он же первая жертва новенького. Вот, пожалуйста, один уже убит почти!
– Но ведь это ты виноват, что он почти убит. Ты же дернул его, остановил в тот момент, когда мир говорил через него! Не надо сюда приплетать новенького! Почему ты его остановил?
Там же раздался хрип и кряхтенье.
– Миролюб приходит в себя, – облегченно выдохнул Ярослав, придерживая пытавшегося удрать Иннокентия за локоть. – Нет, хороший мой, пойдем и все расскажем друг другу.
Ярослав усадил Иннокентия подле себя. Богдан тем временем, воспользовавшись суматохой и тем, что все заняты были оракулом, подвинул к юноше чугунок с дымящейся картошкой:
– На вот, ешь пока. А потом уже разберемся, друг ты нам или враг.
Долго уговаривать Иннокентия не пришлось. Через несколько мгновений Богдан улыбался, глядя, как малец чавкает, уплетая ароматное варево.
Тем временем Миролюбу действительно полегчало. Из соседней комнаты вернулись Вениамин и Борис. Все потихоньку стали возвращаться на свои места. Богдан тайком убрал посуду за юношей и, переглянувшись с Ярославом, похлопал мальца по плечу:
– Не бойся ничего.
– Итак, мы слушаем, – произнес Борис, когда все уселись и замолчали.
– Меня зовут Иннокентий. И, судя по всему, я маг из очень старинного рода. Меня, кажется, пытались убить за это. А еще я должен найти книгу и отправиться к королеве.
Борис нервно хихикнул:
– Вот так, да? Ну что же. Раз мы все знаем, предлагаю голосовать: оставляем мы юношу или он оставляет нас.
– Может быть, рано голосовать, – возразил Вениамин. – Пока еще не совсем понятно, за что именно голосовать. И для начала я бы послушал Миролюба. Возможно он скажет то, что недоговорил, потому что ты прервал его?
Миролюб молча замотал головой.
– Ну что ж, значит обойдемся без пророчества Миролюба, очень жаль, – продолжил Вениамин.
– А мне кажется, что тут все понятно, мы узнали, что седьмой – убийца, и вот он седьмой, – продолжила Матильда.
– А ты уверена в этом? – ехидно заметил Богдан. – В пророчестве не сказано ни слова, что сейчас вот войдет седьмой. Книга указала, что седьмой – убийца. А кто именно седьмой, пока не понятно. Например, нас шестеро мужчин и одна женщина. Ну, что скажешь? Может, это ты тот седьмой?
– Да как ты смеешь? Я? – Матильда расплакалась.
– Нет-нет, плакать – это вовсе не дело, – утешал ее Ярослав. – Плакать – это запрещенный прием, деточка. Но, согласись, в чем-то Богдан прав. Мы не знаем, кто именно из нас седьмой и по какому признаку.
– А, по-моему, все тут ясно! – выкрикнул Борис. – Нас было шестеро, и мы довольно долго жили бок о бок. Никто никого не трогал. И вот, появился седьмой, и появились первые жертвы, пожалуйста, посмотрите на Миролюба.
– А не надо, пожалуйста, Миролюба приплетать сюда, – потребовал Оракул. – Меня прервал ты, и ты и есть причина моего плохого самочувствия. А вот что касается седьмого, так кто поручится, что это не ты. Может, ты знал о пророчестве в книге заранее и задумал истребить последних магов края, и именно для этого собрал здесь всех нас? Ты же был первым, кто был здесь. Ты скрывал от нас пророчество Книги. Мы узнали его совершенно случайно. Может, если бы ты скрыл от нас это пророчество, мы бы доверяли тебе, а ты бы дождался прихода седьмого мага и всех нас убил. А?
– Ну, уж это совсем из ряда вон, – задохнулся Борис.
Слово взял Вениамин:
– Подождите. Давайте пока попробуем подобрать какой-то признак, по которому мы сможем определить лишнего. Например, один признак у нас есть: это признак мужественности и женственности. Прости уж, Матильда, тебя пока никто не обвиняет. Но этот признак нельзя не брать в расчет. Давайте подберем еще несколько других, у кого наберется больше совпадений, о том мы и сможем говорить, как о лишнем. Какие признаки нашей общности мы можем назвать. Пожалуй, я могу предложить вот что. Наше искусство. Судя по всему, у нас должно быть разное искусство. И оно не должно повторяться.