- Здрасти, - улыбка так и рвется из меня, видя маленькую девчушку, прижимающуюся к ноге Емельяна, вдруг отобразившегося в сплывшем окне, как Первожреца Велеса.
- Ага, - поняв, почему я удивился, отозвался Емеля: - Вот такие пироги, Серег.
- Рад за тебя, хорошему человеку по его хорошести.
- И тебя тем же по тому же месту, - улыбнулся Емеля.
Резкий рывок сзади заставил развернуться, вновь женские руки обхватили мою шею, но в этот раз для того, чтобы ее губы впились в мои, жадно прижимаясь. Слезы брызнули сами собой, а мои руки прижали ее тело еще сильнее, не желая более отпускать. Все вокруг померкло и стихло, время остановилось, мир замер, боясь испортить момент, а я не желал отрываться более никогда, но она отпрянула, всего лишь на мгновение, но отпрянула и для того, чтобы поднести свои губы к моему уху и тихонечко шепнуть: - У нас будет маленький.
Семенов День.
Время уже идет к завершению теплой поры, и солнце все дольше задерживается за горизонтом, стремясь поскорее скрыться за день. Деревья еще не сбросили листву, но окрестные окрасились в различные яркие цвета, изменяя привычный зеленый мир до неузнаваемости. Пологий туман становится все гуще и все дольше задерживается после рассвета, птицы на водоемах собираются своими разросшимися семьями, стремясь не упустить последние теплые деньки для запасания так необходимым при перелете жирком.
Вот и в это прохладное утро, окрашенное розовыми лучами восходящего солнца, из застелившего полноводную широкую реку тумана доносятся покрякивания стаи уток, разместившейся в прибрежных камышах. Крупная роса улеглась на траве, пригибая ту к земле и не желая скатываться, проснулись кузнечики, пока еще чувствующие теплоту наступающего дня. Огромное коровье стадо вышло на противоположном берегу из ближайшей к городу деревни, радостно мыча от возможности вновь отведать свежей травы. Много из них стали грузными, разросшись в боках, и пастухи не торопят таких, оберегая кормилец и их приплод. Мелькающие темные и светлые пятна овец и коз блеют, спеша впереди больших соседей по стаду, дабы добраться до самой вкусной травы. Но тем не дают отбиться от общей массы помогающие пастухам молодые волчата, оцепившие стадо по периметру, дабы то не разбредалось.
Дверь бани с шумом распахнулась, и наружу выскочили нагие распаренные мужи, с радостным криком, разгоняющим птичьи стаи, побежали по склону берега к холодной речной глади, с берега ныряя в воду и выныривая, ощущая резкий контраст охлаждения омытого распаренного тела. Над рекой разнеслись радостные возгласы, эхом разлетающиеся над гладью, казалось, что река ожила, обретя десятки звонких голосов.
- Эх, ма!
- Ух, хорошо!
- У-ух!
- А-а-а-а-а! Добрая водица! Дай всему отмыться!
- Смой всю грязь-хворобу!
- Выйдем чистыми к народу!
- Эй! – раздался суровый крик Митрича: - Не балуй! Див не распугивай! Водяного не буди! А ну живо в баню! А то дам каждому по фигналу! Пойдете на свадьбу с приметным знаком банным!!!
Охлажденные мужики принялись вылезать из воды и, радостно причитая, понеслись обратно, прикрывая срамы, будто бы кто-то сейчас мог подсматривать за ними. Такому Анчутка быстро охоту бы отбил, благо, разрешение от Великого Князя получено в письменном виде.
Как только солнце поднялось на два пальца от горизонта, банная дверь вновь распахнулась, и из нее поочередно принялись выходить одетые в расписные алые рубахи и черные портки мужи, подпоясанные золоченными плетеными ремнями. Все обнимались друг с другом, поздравляя с телесным и духовным очищением, с благодарностью принимая от банщика банный черпак, наполненный травяным отваром, приправленным березовым вином, и выпивая тот до дна и закусывая маринованным огурчиком.
- Помылися, попарилися, а теперь живенько отсель убежалися! – закончив подготавливать, Митрич спровадил всех прочь, не взирая на регалии и звания, ведь в бане все равны: что дружинник, что ремесленник, что Великий Князь: - В добрый путь, добры молодцы!
- Гуляй! Братия! Гуляй! Люд! Женихи с помывки всей братвой идут!!!
- Гуляй! Город! Гуляй! Деревня! Свадьба не бывает без похмелья!!!
- Гуляй! Дворик! Гуляй! Улочка! Выйдет славная прогулочка!!!
- Девки плачут, слезы льют, что меня не замуж не возьмут! А я не плачу, радуюся, я сегодня на раз женюся!
- А куда все эт идут?! – вдруг перед идущими по улице возникла живая стена из люда, детвора повылазила из окон, вскарабкалась на заборы: - Ну ка живо встали тут!!! Говорите, кто такие, что сутра все говорливы?!! Весь народ наш разбудили, всех сутра переполошили!!!
- Мы все здесь честные братья, да идем, куда нам надоть, а вы что нам тут мешаете?
- Так вы нас не приглашаете! Знаем, кто такие вы тут все, да куда идете, токмо надо бы платить, коли шумно прете!!! А потом пригласить, коль люд уважаете, дабы не было обид, иль не почитаете?!!
- Почитаем! Уважаем! И всех разом приглашаем! Ждем мы весь честной народ! Только вот что за налог? Мы ни разу слышать не слышали, иль указы сами пишите?
- Нет указа, ваше правда, только не все так славно. Не пропустим мы всех вас, пока не заплатите сейчас!
- Как платить?
- Забавой плата, хотим песню слышать, так вот!
- Ну уж песней отплатить, что ж, тогда вам ее подхватить.
- Туман, давай
Вперед вышел молодой русый парень, источая сияние радости, и начал песню звонким мелодичным голосом:
Улетай на крыльях ветра
Ты в край родной, родная песня наша,
Туда, где мы тебя свободно пели,
Где было так привольно нам с тобою.
Тут же подхватили остальные мужи, сливаясь своими голосами в единый раскатистый хор:
Улетай на крыльях ветра
Ты в край родной, родная песня наша,
Туда, где мы тебя свободно пели,
Где было так привольно нам с тобою.
Там, под знойным небом,
Негой воздух полон,
Там под говор моря
Дремлют горы в облаках;
Там так ярко солнце светит,
Родные горы светом заливая,
В долинах пышно розы расцветают
И соловьи поют в лесах зеленых
- Любо?
- Любо! Любо! Любо! Ублажили люд, блага за то желаем вам и пропускаем! Но только, если поедете верхом!!!
- Так лошадей же нет!
- Так езжайте друг на друге, чем вам не лошади-то!
- Ну раз так, тогда, браты, запрягаемся и вперед, а то невест всех разберут!
Попрыгав друг другу на спины, братия поскакала дальше под звонкий смех люда с прибаутками да наставлениями.
- Неси, родимый! – закричал Туман, сидя верхом на Огнеславе, лихо подскакивающем, изображая скакуна.
- Иго-го! – отозвался Огнеслав.
- Не гоните! Коней загоните! – раздался дружный смех.
- Не загоним! Они у нас вороные!!! – ответили всадники.
Веселящаяся улица провожала под музыку и смех скачущую конницу, разбегающуюся по дворам, где всадника или коня ждали его свита, осаждающая запертые ворота, не желающие отворяться.
- Птру-ру, родимый, - Туман потянул за ворот рубахи: - Приехали, тут моя родимая живет, тут мне и слезать.
- Ух, - Огнеслав затормозил, позволяя другу спрыгнуть: - Ну что? В помощь нужен?
- Спасибо, но сам спраслюся, тут-то всего-то. Ворота взять, да избу осадить, делов-то!
- Ну как знаешь, - Огнеслав обнял, похлопав по спине: - До встречи, друг.
- Ага, скоро свидимся, - улыбнулся Туман, оборачиваясь к запертым воротам и обращаясь к толпящимся возле тех нарядным людям: - Ну как? Отпираются ворота?