– Я принес вам книги, – сказал я, когда первое смущение прошло, и положил на стол толстую связку.
Я заметил, что глаза девушки заблестели, но тотчас же поблекли, и она с прежней недоверчивостью смотрела на меня.
– Я перенесу и остальное, – поспешил добавить я, – ведь я же дал слово…
Несколько пустых фраз, несколько минут молчания, и, не помню как, только через полчаса мы уже разговаривали, как старые знакомые. Разговорились мы как раз о книгах. Она сказала мне, что именно эти книги, случайно захваченные мною сегодня, для нее всего дороже. Я не одобрял ее восхищения.
– Это – буржуазная поэзия, – сказал я.
Она на секунду смутилась, но потом стала смело отстаивать свою точку зрения. Я доказывал свое. Я всегда был сторонником гражданских мотивов.
В пылу спора я воспользовался следующим аргументом:
– Разве гражданская поэзия не сыграла своей роли в той великой борьбе, которая закончилась победоносной революцией?
При этих словах глаза моей собеседницы поблекли. Я в недоумении смотрел на нее:
– Разве я вас чем-нибудь обидел?
– Не говорите, пожалуйста, об этом, – насилу выдавила она.
Только тут я воочию убедился, какая пропасть разделяет нас.
Я совсем забыл, что она принадлежит к буржуазному классу и не может сочувствовать революции.
Если не считать этой маленькой заминки, все остальное было великолепно. Да и так ли глубока эта пропасть, думал я, разве в наше время молодые люди из буржуазного класса не становились хорошими революционерами, преданными, самоотверженными?.. Почему бы не сделать из этой девушки не врага, а друга? Да и вся она, худенькая, с большими мягкими глазами и мягкими движениями, не вязалась в моем представлении с понятием классовою врага.
– Может быть, пройдемся по парку? – предложил я.
Мы пошли. Была ночь. Мелкие капли дождя скатывались с деревьев. Мы шли по мягкому песку, то и дело наступая на еще более мягкую траву. Она молчала. Мне тоже не хотелось говорить, но я чувствовал себя превосходно.
– Не правда ли, хорошая прогулка? – спросил я, когда мы снова оказались около ее дома.
Она наклонила голову в знак согласия. Я сказал:
– Ведь я до сих пор не знаю, как вас зовут.
Она смутилась, опустила глаза:
– Можете называть меня так, как называют друзья. Меня зовут Мэри.
При звуках этого имени у меня сжалось сердце. Я долго не мог выпустить ее руки из своей и, вероятно, очень глупыми глазами смотрел на нее, потому что она улыбнулась и немного резко сказала:
– Ну что ж. Вам пора.
Но если к этому прибавить, что она пригласила меня зайти и в другой раз, то вы поймете, как я был счастлив в этот вечер.
Вернувшись домой, я долго ходил по комнате, мысленно продолжая разговор с Мэри и убеждая ее в правоте своих взглядов. Увидев заготовленную политруком анкету, я не замедлил заполнить ее, ни словом, однако, не упоминая о моей прогулке в Лесном.
Во сне я видел ее глаза и мокрые тропинки Лесного парка.
Четырнадцатая глава
Я переживаю неприятные минуты
Следующий день начался неприятным предзнаменованием: когда я выходил к завтраку, навстречу мне попался политрук. Он пробирался наверх, по обыкновению вытянув вперед голову, словно обнюхивая лестницу. Унюхав меня, он ехидно улыбнулся и почти не ответил на мое приветствие.
В столовой я заметил такие же взгляды и улыбки со стороны совершенно незнакомых людей. Эго заставило меня быть более непринужденным, чем когда-либо, я нарочно громко говорил, задавал соседям ненужные вопросы. Отвечали мне неохотно, сторонились меня, как зараженного. Я не понимал, что это значит, но мне все-таки было не по себе.
Часам к двенадцати дня приехал Витман. Он был чем-то озабочен и смотрел на меня с сожалением. Я не понимал ни его озабоченности, ни его взглядов, а он долго не мог начать разговора и начал его издали.
– Поверьте мне, – сказал он, – я ваш первый и лучший друг.
Я ответил, что никогда не сомневался в искренности его дружеских чувств.
– А вы подводите меня, – с упреком сказал он.
Я выразил неподдельное изумление. Витман поднял на меня бесстрастные глаза.
– Вы ничего не знаете? – спросил он. – Вы не знаете, что нарушили один из важнейших законов нашей республики?
– Что вы говорите? Какой закон?
Я искренно не знал за собой никакой вины.
– А ваше знакомство с классовыми врагами?
– Какими врагами?
В первую минуту я не понял, на что намекает Витман.
– Не притворяйтесь, – оборвал он, – вспомните лучше, где вы были вчера вечером!
Я невольно покраснел. Витман победоносно посмотрел на меня сквозь монокль.