III.
Диктор замолчал и Деницын пошёл дальше. Теперь уже бодро, с выправкой. Пройдя два квартала на юг, он свернул к реке и пошёл к площади Революции, к Хлебному рынку, куда уже стягивались торговцы.
Степан помнил, как мальчишкой гулял среди широких торговых рядов Семёновской ярмарки, которая проводилась в конце лета каждый год. Площадь тогда называлась Семёновской, а в середине площади стоял Александро-Невский собор. А когда площадь стала называться площадью Революции, собор взорвали и разобрали на кирпич. То есть на одной стороне площади собор разбирают, а на другой стороне продолжается как ни в чём не бывало торг. Пережили, значит, торговцы Иисусика, как тот их плетью не гнал, потому что собора нет, а рынок есть. Получается, что по плодам их узнали их17, а практика – критерий истины18.
Но душу Степана коробил вопрос практический. Куда кирпич из стен пошёл? Была ли в нём острая необходимость? И почему было не сделать из собора училище какое или театр? Или, раз уж площадь Революции, так и в здании собора сделать музей Революции с картиной во всю стену? В Киеве, слыхал, есть такая картина на религиозную тематику, а у нас бы было о становлении советской власти на Вятке. Хорошо бы? Уж точно – не плохо. А взрывать попусту – бесхозяйственно, не по-пролетарски это. Неприятно было в том же тридцать седьмом, когда собор готовили к разрушению и купола разобрали. Тогда перед собором разбил свои шатры цирк-шапито. Детишки радовались и смеялись, слон трубил, медведи ревели, вокруг воняло… Хоть бы где статистику узнать, мол, из собора построено столько-то больниц, школ и библиотек. Но – хрен. В лучшем случае, дороги вымостили, а то и вовсе, как с церковью в Никульчине вышло – взорвали, кое-как разобрали, на баржу погрузили, а баржа тут же ко дну пошла. Сплошной убыток – ни баржи, ни кирпича, ни взрывчатки, ни церкви, в которой бы хоть склад сделать – и то бы проку больше было. Но – нет. Ты ещё заплати командированным взрывотехникам, которые зачем свою работу сделали? Совершенно непонятно. Вредительство это, если разобраться.
Вон, в Ленинграде, городе целых трёх революций, Исаакий стоял и стоит – и ничего, не мешает. Музеем стоит как раз. Там маятник Фуко круглосуточно доказывает, что Земля вращается. И Казанский собор о победе над Наполеоном напоминает, и сейчас дух защитников города укрепляет. А у нас что? Была архитектурная доминанта, вятский символ, а теперь пустое место. Мешали если кому кресты, так и убрали бы – не в них дело, а вместо них бы звёзды красные, как на башнях Кремля.
Вот, говорят, идеология. Ладно. А в Москве и Ленинграде разве другая идеология? Или это чтоб любому понятно было, где столицы, а где –провинция? Мечеть на Труда почему-то никому не помешала, а отсюда рукой подать. Незаметная потому что, маленькая. А собор был большой – вот от него пустое место и оставили. С чего теперь набраться гордости? С лавочников этих, буржуазии мелкой?
По одним им видно, как изменились времена. Ещё год назад тут как в пьесе Островского – на телегах привозили расписные наборные сундуки и с тех же сундуков мёд в туесках продавали. Свистульки были берестяные и глиняные, игрушки, ложки расписные, рукавицы пуховые, носки, шубенки всякие, муфты и прочее канальство. И цены умеренные. Теперь же сундуки обкололись-обстучались, вместо туесков свёртки, а вместо мёда маргарин. Но по цене прошлогоднего мёда. И пуховых рукавиц в продаже не сыскать, зато приезжие робко стоят и с рук пытаются выменять свои чудом сохранившиеся шали, кожаные перчатки и часы. Наши их дурят безбожно, меняя оренбургский пуховый платок на пять буханок, а ленинградцы уверены, что обменялись очень выгодно – в своём городе они б за это и буханки не получили.
Ленинградские гости робко смотрят на всё это изобилие, как когда-то красноармеец Деницын оглядывал на восточном базаре россыпи урюка, инжира, квумквата, фиников, айвы, лотки с джезерье, болани с каймаком, разноцветный курут, душистый зелёный чай с виноградным наватом19… Взгляд Степана упал на лукошко с редиской и он печально вздохнул.
Приезжих, которые обилием восторгаются, стало гораздо меньше, чем год назад. Обычный же покупатель деловит – пройдёт по рядам, осмотрится, приценится, затарится и уходит. Так что новичков вычислять проще – они как овечки пугливые. Но попробуй среди них найди овцу паршивую…
Ведь понятно, что фашист не станет забрасывать в тыл этакую белокурую бестию: «Йа, йа! Натюрлих!». Само собою, что это будет вполне советский гражданин, не выделяющийся из толпы. В первую очередь, стоило слушать разговоры, чтобы не случилось, как три недели назад в Майкопе, где шесть десятков фашистов смогли дезорганизовать и деморализовать гарнизон: город был взят фрицами практически без боя20.
19
центральноазиатские региональные фрукты и кулинарные изделия, в силу логистических, экономических, хозяйственных и идеологических соображений не распространённые повсеместно.
20
Речь об операции 2 августа 1942 года, когда шестьдесят два разведчика подразделения «Бранденбург-800» под руководством фон Фелькерзама смогли посеять панику, деморализовать и дезорганизовать защитников Майкопа.