Пол здесь выложен той же плиткой, что и везде в этом доме. По комнате разбросано несколько диванов и кресел, но здесь чувствуется, что ими не пользуются. Я думаю, сестры не слишком любят читать, несмотря на впечатляющую коллекцию книг.
Выбрав наугад место, я провожу пальцем по корешкам книг, изучая названия. Многие из них на другом языке, с совершенно другим алфавитом. Греческий, если бы мне пришлось рискнуть предположить. Я не знаю другого языка, кроме английского, так что это блуждание в темноте. Я брожу вокруг, наугад вытаскивая книги и листая их. Ни одна из тех, что я нашла до сих пор, не написана на английском.
Я достаю другую книгу и открываю ее, замечая черно — белые иллюстрации, которые выглядят нарисованными от руки. Я возвращаюсь к обложке и смотрю на нее, как будто она может внезапно перевести сама себя, но это не так. Нахмурившись, я листаю страницы. Не зная слов, я не могу быть уверена в сути, но я узнаю некоторые из этих рисунков.
Это старые мифы о богах. На одной картинке изображен привязанный к валуну Прометей, из которого гигантский орел вырывает внутренности. Есть еще один рисунок женщины со змеями вместо волос, ее рот открыт в беззвучном крике. Несколькими страницами позже невероятно детализированное изображение монстра с множеством голов передано с потрясающим мастерством.
Я узнаю эти истории из школы. Очевидно, греческая мифология всегда была частью школьной программы. Как только боги вернулись, истории стали уроками того, почему связываться с богами было ужасной идеей, и не столько о том, как найти в них мораль.
Страницы пролистываются сквозь мои пальцы, и я удивленно выдыхаю при виде темных крыльев. Я возвращаюсь назад, переворачивая страницы одну за другой, пока не нахожу то, что ищу. В заголовке вверху черными чернилами написано Ἐρινύες. Может, я и не знаю греческого, но это слово мне знакомо. Это Фурии. На картинке изображены три обнаженные женщины с крыльями, похожими на крылья летучей мыши, чудовищными лицами и клыками, с которых капает кровь. Что за кусок дерьма. Фурии выглядят совсем не так, как их всегда изображают.
Боги Олимпа всегда недолюбливали Фурий. Именно мы привлекли их к ответственности за несправедливость по отношению к человечеству. Очевидно, тот, кто написал эту книгу, тоже не был фанатом.
— Я и не знала, что плебеев учат читать, — окликает Джейд с порога.
Я захлопываю книгу и поворачиваю голову в ее сторону. Она стоит на пороге с ухмылкой на лице. Она, очевидно, приняла душ и переоделась в одно из легких платьев. Ткань белая и достаточно прозрачная, чтобы было видно ее нижнее белье, а также тот факт, что на ней нет бюстгальтера. Ее светлые волосы влажные и растрепанные, как будто она не потрудилась расчесать их после мытья. Я всегда думаю, что от нее будет пахнуть ладаном, и удивляюсь, когда вместо этого от нее веет фанатизмом и мудачеством.
Я закатываю глаза и кладу книгу обратно. Джейд не обязательно знать, что я читала. — О, нас не учат. Мне нравится смотреть на эти картинки.
Вот дерьмо. Что я делаю? Я сказала себе, что буду держать рот на замке. Держись подальше от всех и не высовывайся. Я ерзаю, прислоняясь спиной к книжной полке и разглядывая Джейд.
— По крайней мере, ты честна в своем невежестве. Должно быть, так тяжело было расти в трущобах. Одного родителя убили, когда ты была еще ребенком, второй умер с позором, оставив тебя совсем одну. Неудивительно, что ты не знаешь, как вести себя в обществе других.
Мне удается держать рот на замке. Ударить Джейд по лицу и сломать ей нос может показаться потрясающим, но ее слова ничего не значат для меня. Она думает, что собирается вскрыть гноящуюся раны, но я давным — давно прижгла эту часть своего сердца. Наблюдение за тем, что жрецы сделали с людьми по соседству, наблюдение за тем, как стражники терроризируют и издеваются над всеми нами, обычными людьми, привило мне жестокость характера.
Вместо ответа я смотрю на нее, медленно моргая, все эмоции надежно подавлены. Джейд открывает рот, ее губы приподнимаются в усмешке, когда из угла комнаты раздается другой голос.
— Заткнись нахуй, Джейд. Никто, и я имею в виду это буквально, не хочет слышать твой гнусавый, пронзительный кошмарный голос. Иди отсоси у Престона еще немного, и пусть мои барабанные перепонки заживут. — Грир едва видна в темном углу на дальней стороне комнаты. Она сидит в кресле лицом к двери, но перегибается через подлокотник, чтобы свирепо посмотреть на Джейд.