Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и пытаюсь остудить свой пыл. Как бы мне не хотелось соглашаться с Атласом, мне не нужно, чтобы кто — то изучал, что происходит, когда я злюсь. Я несколько раз считаю до десяти, пока не становлюсь достаточно уверенной, что больше не наброшусь на Престона. — Теперь ты можешь меня опустить.
— Я не уверен, что ты достаточно спокойна. — Атлас ослабляет хватку, но все, что он делает, это крепче прижимает мое тело к своему. Боже правый.
— Да, но то, что ты держишь меня так, меня не остудит. — Как только я произношу эти слова, я понимаю, как они звучат, и захлопываю рот.
Атлас хихикает. Я не признаю, что этот звук делает со мной. Наконец он опускает меня, наши тела скользят друг по другу. Я покачиваюсь на пятках, пытаясь восстановить равновесие, но у меня кружится голова, а тело горит. Мое платье помялось настолько, что Эстелла родила бы котят, если бы увидела его, но ничего не поделаешь.
Престон раздраженно встает с пола, его светлые глаза метают в меня кинжалы. Что за кусок дерьма. Мне не особенно нравится Шафран, но я думала, что они друзья или у них что — то вроде отношений, которые можно построить в этой забытой Богами Игре.
Я отхожу в сторону, держа Престона в поле зрения, одновременно впиваясь взглядом в Атласа. Дрейк ухмыляется мне, как будто я его новый любимый человек. Джаспер пытается сдержать смех, а стальной взгляд Грир сияет ярче, чем обычно. Лицо Атласа вернулось к своему излюбленному состоянию — бесстрастному камню. Это не вяжется с тем, как он только что шептал мне на ухо или так крепко обнимал меня. Он чертовски сбивает с толку, и я даже не хочу, чтобы у меня из — за него путались мысли. Я хочу не лезть не в свое дело и выйти из этих игр с ясной головой.
Теперь, когда я сделала несколько успокаивающих вдохов, я замечаю, во что одет Атлас. На нем кремовый костюм, который наводит меня на мысль о модных летних вечеринках. Не то чтобы я когда — либо была на чем — то подобном. Голубая рубашка под пиджаком заставляет его глаза блестеть. Его золотистая кожа практически светится, несмотря на то, что Гидра питалась нами всю прошлую неделю. Он должен быть бледным и измученным. Это не так.
Лицо Атласа, может быть, и чистый лед, но его глаза наслаждаются мной. Они поглощают каждый дюйм белого платья, которое максимально отличается от девственных ночных рубашек в доме в Лерне.
Стражник, который обычно переносит нас, заходит в комнату. — Пора идти.
Все собираются вокруг него, и затем нас затягивает в космос. Мой желудок опасно сводит, и я делаю глубокий вдох, как только мои ноги снова оказываются на земле. Воздух приторный и горячий. Платье немедленно прилипает к коже. Я делаю шаг назад от толпы и осматриваюсь по сторонам. Мы находимся в огромном вестибюле, очень похожем на тот, что был в тренировочном комплексе, только в тысячу раз экстравагантнее.
Помещение полностью построено из белого мрамора, от пола до куполообразного потолка. На плитках, украшающих купол, вырезаны лица. Я смотрю на рельефы и понимаю, что это изображения Богов с различными выражениями лиц. Все, от ярости до восторга, создают впечатление, что они смотрят на всех нас сверху вниз и осуждают. В стенах есть колонны, вырезанные прямо в камне, и через каждые несколько футов равномерно расположены ниши. В отличие от последней вечеринки, статуи внутри углублений не живые люди, вынужденными стоять неподвижно. Они являются работой мастера — художника и представляют двенадцать богов Олимпа.
Стук туфель по мраморному полу привлекает мой взгляд к коридору под широкой каменной лестницей. Балюстрада сделана из того же камня и достаточно широка, чтобы соскользнуть на заднице. Что — то подсказывает мне, что Боги были бы не слишком довольны, если бы я отправилась кататься. Билли выбегает из — за лестницы, пот выступает у него на лбу. В этих красных мантиях не может быть весело при высокой температуре.
— Хорошо, все, следуйте за мной. Постарайтесь вести себя наилучшим образом. Я знаю, это трудно для некоторых из вас. — Глаза Билли устремляются на меня, и я смотрю на него в ответ. До сих пор я только и делала, что была приятной и обаятельной. Я понятия не имею, почему он выделяет меня.
Мы поднимаемся вслед за Билли по массивной каменной лестнице, выглядя так, словно находимся на каком — нибудь старомодном балу южных дебютанток. До меня доносятся обрывки смеха и разговоров еще до того, как мы поднимаемся по ступенькам, и страх сковывает мой желудок. Я не хочу общаться с Богами и их поклонниками, целующими задницы.