Снегопад совсем не нужен.
Пусть метели не метут!
Все с прошениями идут.
— Я был зол, и я устал.
И такой ответ им дал:
— Чтоб вы больше не просили,
нас с женою не гневили,
холод вам пошлю такой,
что загонит вас домой,
чтобы в избах вы сидели
и у печки руки грели!
Так и сделал, как решил.
И людей я застудил.
Ну а люди не сдались.
И интриги все плелись.
И задумали схитрить,
и в обход жены женить.
И прощения просили.
Знатный стол они накрыли,
угощали, наливали,
девку ладну подобрали.
Ну а я-то сплоховал
и обман не разгадал.
Сыт и пьян, не удержался
и с девицей той остался.
А потом уж был шантаж.
— Ты теперь, Морозов, наш!
А иначе не соврем
и жене все донесем!
И Наташа рот раскрыла:
— Да неужто так и было?!
— Да, — качал он головой.
— Стал я хитрости людской
жертвой, сам не знаю как.
Молодой я был. Дурак!
А потом уж и пошло.
Чтоб на Новый год тепло
и не снежно, и не вьюжно
очень людям было нужно.
Вновь девицу подсылали,
про секрет напоминали.
Но Весна про все узнала.
И в слезах она бежала.
Я пытался, я молил,
я прощения просил.
Не желала меня слушать,
затыкала даже уши.
Объяснялся я, как мог.
Но печален был итог.
В замок свой перебралась.
От меня же отреклась.
— Как же это так, Мороз?
Не могу сдержать я слез.
И Наташенька вздыхает.
Холод ей уж не мешает.
Гладит деда по руке.
— И с тех пор живу в тоске.
— Что же так и не простила?
— Нет. Сказала, что убила
свое сердце навсегда.
— Вот ведь горе-то, беда!
— Повелось с тех самых пор,
люди шлют ко мне на двор
покрасивее девицу,
чтоб на праздник веселиться.
— Ну дела, — грустит Наташа.
— Что же с нами будет дальше?
Я замерзну, через год
вновь девица пропадет?
— Нет, Наташа, я решил,
что неправильно я жил.
Больше то не повторится!
Отпущу тебя, девица!
Знаешь мой теперь секрет.
Чую, сил совсем уж нет.
Благодарен я тебе!
Облегчила душу мне.
Можно смело умирать.
И глаза закрыл опять.
— Ну-ка, дедушка, очнись!
Помирать не торопись!
Затрясла его девица.
Он слезу смахнул с ресницы.
— Об одном жалею я,
что жена, любовь моя,
так меня и не простила.
Может, даже и забыла.
Хоть взглянуть еще разок
ей в глаза. Хоть на чуток
ее ручку подержать.
Хоть разок поцеловать.
Дышит часто и хрипит.
— Сердце очень уж болит.
И Наташа помолчала,
головою покачала.
— Ох ты, дедушка Мороз,
много бед ты всем принес.
Только я тебя жалею.
Помогу я, коль сумею.
Я пойду, Весну найду,
в замок этот приведу,
если девок ледяных
разморозишь и живых
всех отпустишь по домам.
— Это мне не по зубам.
Не в моей то, дочка, власти.
Это главное несчастье.
То под силу лишь Весне.
Думал я, придет ко мне,
и девицы-то оттают.
И она об этом знает.
Только ревность и обиды
до сих пор все не забыты.
Думал, сжалится над ними.
А потом меня обнимет.
— Славно вы с женой пожили!
Много дел наворотили!
Надо как-то разгребать!
И порядок возвращать.
А виной всему лишь глупость
и гордыня да и грубость!
Отправляй меня к Весне!
— Неужель поможешь мне?!
Тут Морозов встрепенулся
и с надеждой улыбнулся.
— Постараюсь, как иначе?
Знаю ведь, что это значит:
быть ненужной и одной
без души живой, родной.
*
Звал Мороз Снеговика.
— Моя правая рука.
С ним, Наташа, поезжай.
Там, где поля самый край,
сразу лес начнется темный.
Он дремучий и огромный.
Там опасностей не счесть,
лютый зверь, разбойник есть.
Дам волшебные вам сани.
Довезут они вас сами.
Только, чтобы ни случилось,
чтоб беда не приключилась,
сани вы не тормозите.
За дорогою следите,
чтоб с тропинки не свернуть.
Хоть и труден будет путь,
через лес пробраться надо.
Там за ним моя отрада.
Там живет моя жена,
вечно юная Весна.
Покряхтел Мороз, привстал.
И тряпицу он достал,
протянул Наташе: — Вот!
Пусть она ее возьмет.
И тряпицу развернет.
И тогда она поймет,
что все годы я любил,
и ее я не забыл.
— Что такое? — Там цветок -
нашей верности залог.