Калли отстранилась, чтобы перевести дыхание.
— Пойдем в твою комнату? Обещаю, что согрею тебя куда лучше, чем пара любых старых носков.
Джон сжал зубы, или рот его приоткрылся бы от изумления, что, вероятно, выглядело бы смешно, а ему не хотелось казаться глупее, чем он уже показал себя в этот вечер. Он конечно, знал, что Калли не была недотрогой… (По меньшей мере, один из гостей моего отца и, я почти уверен, тот француз-дипломат, но меня тогда не было, так что не могу сказать точно; ну, а до него — еще многие деревенские парни…) Да и он ее наверняка не сильно интересовал. И всё же, хотя Джон не очень много думал об этом, он был уверен, что, если девчонка сама преподносит себя на тарелочке, нужно быть викарием или быть обрученным с кем-то другим, чтоб отказываться от такого. Он мог представить себе, что сказали бы парни, если бы он так поступил.
— Ну, хорошо… пойдем, — выдавил он.
Поднимаясь по лестнице он спотыкался и чуть не падал, и когда только лестница успела стать такой узкой и скользкой? Наконец, они поднялись наверх, толкнули дверь в комнату Джона и упали на узенькую кровать. Джон изо всех сил пытался не думать о том, что Молодой Том закончил всё это дело, не успев ничего начать, но, к счастью, Калли было не привыкать, и она повела себя самым решительным образом.
— А сейчас, послушай меня, — сказала, когда они избавились от одежды. — Я не хочу никаких маленьких подарочков, ты слышишь меня? Так что, когда я скажу: стоп, то ты ОСТАНОВИШЬСЯ, ясно?
— Остановлюсь, — согласился Джон тупо.
Она всё взяла на себя, спасая его от сомнений и колебаний и о-о-о, хорошо… да, это, и правда, ощущалось крайне волнительно, он теперь мог понять, в чем тут было дело. Джон был достаточно пьян, чтобы не страдать от излишней застенчивости, но пьян не настолько, чтоб найти всё это более удовлетворительным, чем от него ожидали, что было большой удачей.
— О боже, боже… — задыхаясь, выдохнул он.
— Держись, еще не сейчас, — сказала Калли и оседлала его, подпрыгивая на нем так, что грудь ее чуть не тыкалась Джону в лицо, что немного отвлекало его от нарастающего удовольствия. Он знал, что многих мужчин сие зрелище восхитило бы, но он в данный момент счастлив был, что единственным результатом, к которому приводило лицезрение ее пышных форм, был тот, что всё это помогало ему замедлиться. Калли двигалась на нем, не жалея сил, негромко вскрикивая, а затем вздрогнула и забилась на нем всем телом. Это было так хорошо, что Джон выкинул из головы все мысли о ее груди. Он закрыл глаза и стал бешено толкаться вверх, в ее тело. Нарастающее наслаждение неожиданно вызвало в памяти сон: стройное тело Шерлока, так сладко скользящее по нему, в теплой летней воде…
— Стоп, — немедленно прошипела Калли, сильно сжав его, и соскользнула с него, упав набок, как кукла. Потом потянулась к нему, но Джону это уже не требовалось. Он излился в ее руку, едва сдержав рвущийся крик.
— Еще немного, и было бы поздно, — сказала Калли, садясь на кровати. Джон лежал на спине, и комната будто кружилась вокруг. Он еще никогда не испытывал кульминации в состоянии бодрствования, и всё тело, казалось, превратилось в желе.
Калли сползла с кровати и невозмутимо вытащила носовой платок из кармана брюк Джона, и вытерла руку.
— Теперь слушай, что было, — сказала она, начав одеваться. — Ты слегка перебрал, и не мог найти путь обратно, потому я тебя проводила на улицу, а затем ты вернулся домой и уснул. И я даже попрошу одного из грумов проверить тебя, чтоб узнать, как ты там. Понимаешь? Так что не возвращайся на праздник, ясно?
Джон не смог бы туда вернуться, даже если бы это был вопрос жизни и смерти. Он слабо кивнул ей.
— Оботрись, иначе назавтра пожалеешь об этом, — посоветовала Калли.
Джон приподнял веки и посмотрел. Живот покрывала вязкая жидкость. Он взял платок, что она ему бросила и хотел что-нибудь сказать ей. Что-нибудь, выражающее уважение или привязанность, по крайней мере, нечто большее, чем просто его бормотание, однако не смог ничего придумать. Он беспомощно посмотрел на Калли.
— Да всё в порядке, не нужно ничего говорить, ты был молодец, — уверила его Калли и быстро мазнула губами по его щеке. — Может, повторим как-нибудь. Хорошего сна тебе, Джон.
Она даже накрыла его одеялом, перед тем как уйти. Джон уснул так быстро, что у него не было никакого шанса натянуть свои новые теплые носки.
Джон, конечно, ни слова не рассказал о случившемся Молодому Тому, и вообще никому. Одно дело — поцелуи и флирт, и совсем другое… нет, разумеется, нет. Он также не рассказал об этом и Шерлоку, хотя полагал, что уж Шерлок-то всё равно всё узнает каким-то образом. Он думал об этом, и решил, что хотя кульминация была потрясающим опытом, всё равно непонятно, почему этому придают такое значение. Особенно, всему остальному. Может, Калли ему не нравилась по-настоящему, или, может, как он всегда полагал, просто он не был тем, кто ухлестывает за женщинами. Он был из тех, кто живет всю жизнь, преданный лишь своей работе, своим лошадям. Он купил как-то пинту для Лили — племянницы миссис Грегсон, получил в награду несколько поцелуев в темном углу, но и те показались ему не такими уж и чудесными.
Калли продолжала вести себя, как ни в чем не бывало. Когда им доводилось столкнуться — во дворе или в коридорах, — она мило улыбалась ему и небрежно кивала, торопясь по своим делам, и Джон был бы рад, чтоб всё так и осталось. Но однажды, в свой выходной, Калли выпила в городе несколько кружек пива, купленных ей одним молодцом, кому так некстати напомнили о ждущей его дома жене… И, вспомнив о Джоне, решила, что тот на сегодня послужит заменой.
Джон был в своей комнате. Он проснулся от смутного ощущения чужого присутствия, и резко сел на кровати. Надежда, что его охватила, была так сильна, что он просто едва мог дышать.
Тонкий силуэт в темноте, изящный и гибкий…
Его эльф…
Но вот тень повернулась — и он чуть не задохнулся от горечи, таким сильным было разочарование.
— Калли?
— Добрый вечер, милый, — коротко сказала она и скользнула в постель.
В этот раз всё было совсем не так просто. Внезапное пробуждение Джона, и его досада и горечь, убили в нем всё желание, а настойчивость Калли вызывала лишь раздражение. Джон отчаянно попытался вернуть прежние ощущения, и, в конце концов, обратился к тому самому сну-видению — про теплое озеро и изящное тело, скользящее там в прозрачной воде…
Он резко схватил Калли за талию, повернув ее, чтобы та оказалась спиной к нему, потянул за бедра. Вот так лучше.
Поначалу ей не понравилось, и она начала вырываться, пока Джон не придвинулся сзади, обхватив ее крепко и сжав ее бедра.
— О, вот так хорошо.
Он держал ее и толкался вперед, не совсем понимая, что делает, просто это казалось ему предпочтительнее, потому уже, что в таком положении он не видел ее груди. Снова вспомнился Шерлок, тот чудный сон, но потом вдруг память вернула ему другое воспоминание. Джон вспомнил, как прикасался к себе сзади и одновременно воображал, как толкается в… о, боже, да, да, да, вот оно, оно начало нарастать… Калли сжала ноги, и Джон, цепляясь за вымысел, принялся представлять, как он проникает в нечто узкое и твердое, более твердое, чем гладкие бедра Калли, сильнее, сильнее, пока, наконец, тепло не прихлынуло маленькими пузырьками в его пах, и он, весь дрожа, не излился на простыни.
— А это умно придумано, — промурлыкала Калли, — в этот раз останавливаться не пришлось. — Она была потной, тяжелой, и Джон слегка отодвинулся, пытаясь хоть немного остыть. Он чувствовал лишь пустоту и усталость. Почему это люди считают, что оно того стоит? Вся эта возня — ради вспышки краткого удовольствия?..
Когда Джон открыл глаза, то понял, что они допустили огромный просчет.