Чувствуя себя совершенно разбитым, Джон повел Щавеля в его стойло и увидел, что Нэд и Дэви шепчутся в сбруйнице.
— Разве вам не надо было выезжать лошадей?
— Да ты разве не слышал? Уилксы уехали! — сказал радостно Нэд.
— Что?
— Да, я знаю, это как Рождество! Укатили в огромной спешке, только пыль поднялась. Думаю, торопились к последнему поезду в Лондон. Почему, я ума не дам, только «Ее Величество» была оч-чень расстроена, когда они уезжали.
— Хотя вещи они с собой не забрали, — сказал Дэви. — Так что, может, еще вернутся.
— Или им перешлют их, — с надеждой ответил Нэд.
— Энни всё разузнает. Эта девочка знает всё обо всех, так что к вечеру и мы будем в курсе.
Однако за чаем они ничего не узнали, и Энни пребывала в таком же замешательстве, как и все остальные.
— Что-то, точно, случилось, — сказала она, и в ее широко раскрытых глазах отражались волнение и беспокойство. — У Уилксов и его светлости случился скандал. Мастер Себастьян, говорят, был в истерике. Граф, вроде, пытался уговорить не торопиться, но миссис Уилкс заявила, что они даже на ночь не останутся в доме, где она не чувствует себя в безопасности.
Джон тихо положил свою вилку на стол, не способный справиться с комом в горле и животе. Неужели миссис Уилкс считала, будто Шерлок настолько опасен? Не его же она опасалась!
— Да что же всё это значит? — спросил Молодой Том, нахмурясь.
— Никто не знает. Но еще была ссора между графом и лордом Шерлоком…
Раздался стук в дверь, и явился Эндрю, слуга из господского дома.
— Прошу прощения, что прерываю ваш ужин, но лорд Шерринфорд отправляет еще одну телеграмму, и нужно отвезти ее в город.
Стало тихо, все поглядывали друг на друга, пытаясь понять, чья теперь была очередь ехать, и все, наконец, посмотрели на Джона.
— Будет ли ответ? — спросил он, поднимаясь на ноги. В действительности он был рад немного проветриться, хоть ненадолго переключившись. Ужасное ожидание приговора угрожало покончить с ним раньше, чем это сделает его светлость.
— Нет, скорее всего, но милорд просил, чтоб на всякий случай вы подождали час. Он велел мне дать вам монетку, чтобы вы подождали в пабе.
— Спасибо, — он взял бумагу и деньги. — Его светлость очень добр. Я привезу ответ сразу же, если он придет.
Всю дорогу до города Джон проскакал галопом, надеясь, что физические нагрузки и ветер приведут его в чувство.
И стал думать.
Что-то происходило — причем, это «что-то» было явно с ними не связано: граф вернулся весьма неожиданно, и еще до того, как злокозненный Себастьян добрался до дома, чтобы всё рассказать.
И все эти телеграммы — о чем они?
Что еще, кроме их отношений, могло вызвать спор Шерлока со своим отцом?
Тогда Джона, наверное, арестуют сегодня? Или нет?
Ожидая ответа на телеграмму, Джон отправился в паб, заказав там пинту и хлеба с сыром, размышляя всё время над тем, что случилось, и немного остыв.
Вряд ли будет арест, потому что никто не захочет огласки. Тем не менее, шансов на то, что он может остаться в Шерринфорд-холле, практически не было. Да он и не должен был, если честно. Как бы он ни старался себя обуздать, искушение ведь останется, а поддаться ему — даже раз — означало позор для семьи, бедность и, возможно, тюремное заключение. И, кроме того, хотя Шерлок больше не был ребенком, все другие препятствия всё еще оставались.
Они были из разных миров.
Лорд Шерринфорд был чрезвычайно щедр, он по-доброму относился к Джону… И было бы преступлением предать доверие его светлости, запятнав его младшего сына позором. Даже если бы Шерлок родился девочкой, и тогда бы мечтать о нем было столь же бессмысленно, как вздыхать по Ее Величеству Королеве.
Ответа на телеграмму так и не прислали. Джон ехал домой, утомленный тревогами дня, и пошел в свою комнату, чтобы уложить свои вещи. Он не думал, что останется здесь еще надолго. Полагая, что комнату могут потом обыскать, он собрал письма Шерлока, перевязав их ленточкой, обернул своей старой рубашкой и засунул в самый дальний конец сеновала, под те доски, где весной окотилась кошка. В последний момент он не выдержал, вытащил из пачки письмо, что Шерлок прислал ему к Рождеству, и сунул в карман. Одна мысль о разлуке с Шерлоком уже разрывала сердце. Если он будет далеко, и больше они никогда не увидятся, неужели он не может позволить себе даже этого — взять на память одно-единственное письмо, написанное любимой рукой?..
Вернувшись к себе, Джон собрал все свои сбережения в старый небольшой кошелек, положив его рядом с лампой. Отобрал кое-какую одежду, взяв ту, что могла поместиться в его старой сумке. Его зимние вещи источали легкий запах лаванды. Миссис Грегсон дала ему маленький мешочек травы. Он вдохнул этот памятный аромат, а затем аккуратно уложил мешочек с другими вещами. Миссис Грегсон не возражала бы, если б он захватил эту мелочь с собой.
Потом лег, наконец, на своей узкой койке, но был слишком вымотан, чтобы чувствовать нечто большее, чем странное оцепенение. Подняв руку к лицу, он почувствовал, что на ней сохранился еще слабый запах лаванды, очень слабый, едва ощутимый… Джон втянул его носом, и впервые раз с тех пор, как умер отец, по щекам его заструились слезы.
— Джон.
Он очнулся от тяжелого беспокойного сна и увидел, что Шерлок склонился над ним и трясет за плечо. — Джон, проснись. Нам нужно ехать.
— Что? — спросил он хрипло. Он сел на кровати, а Шерлок, сунув в руки ему одежду, приказал:
— Одевайся. Быстро.
Привычка повиноваться сработала, так что Джон подчинился, прежде чем успел осознать услышанное.
— Подожди. Что случилось?
Теперь Шерлок торопливо перемещался по комнатке, запихнув остальные вещи в сумку, положил среди них кошелек, а затем бросил коротко:
— Расскажу, когда спустимся вниз. Что еще ты планировал взять?
— Посмотри там, на полке. Шерлок…
— Лошади готовы, и я собрал сумки для нас обоих. Остается лишь выехать. Давай, Джон.
Тот уже обувался, но, услышав это, решительно заявил:
— Никуда не пойду, пока ты мне не объяснишь, куда и зачем мы идем, а также, что было с Себастьяном и твоим отцом.
Шерлок выпрямился во весь рост и ударился головой — потолок был теперь для него слишком низок, — и, ругнувшись по-немецки, сказал:
— Ничего. Ничего там не было, они даже не успели поговорить. У отца сейчас совершенно другие заботы.
— Но что тогда…
— Есть угроза, Джон, кто-то хочет напасть на мою семью, здесь, потому мы едем во Францию. К Майкрофту. Мы поскачем в Данфорт, там есть станция, в десяти милях к югу отсюда, никто не узнает нас там, затем утренним поездом — в Лондон, а оттуда — через Канал**. Отцу стало известно о заговоре лишь вчера, потому он вернулся.
Значит, вот почему сбежала миссис Уилкс…
— А что твой отец?
— О, он останется в Лондоне. Говорит, будет там в безопасности, но он не хочет мной рисковать.
— Нет, я о другом. Ты серьезно думаешь, я поверю, будто бы отец отправляет тебя за границу вот так — среди ночи и совсем одного?
— Но я не один, я с тобой.
Джон приподнял брови, хотя знал, что в сумраке Шерлок не сможет этого разглядеть.
— Без того, чтобы даже уведомить мистера Грегсона? Шерлок…
— О, ну хорошо. Отец хочет забрать меня завтра с собой и отправить во Францию, в сопровождении секретаря.
— И чем этот план тебе не по нраву?
— Я тебя не оставлю здесь! Ты вообще меня слушал? Здесь опасно.
— Шерлок, здесь опасно не для меня! Мы не можем просто сбежать, особенно после…
— Тихо, — Шерлок вдруг умолк, подняв руку. — Слышишь это?
— Что такое? — Джен раздраженно встал.
— Голоса, — Шерлок повернулся к окну, выходившему на восток, в направлении Шерринфорд-холла. Джон знал, что у друга превосходное зрение и слух очень острый, но сам он пока ничего не слышал. Но, взглянув в другое окно, южное, резко вдохнул.