Джон проснулся на следующее утро, чувствуя себя больным от стыда и похмелья. Он едва мог вынести мысль о том, что сделал. Он стал содомитом. Он совершил страшный грех, и ему понравилось это, несмотря на то, что он ненавидел себя за содеянное. Сейчас, когда голова его начала прочищаться от хмеля, он понимал, что, вдобавок, поступил ужасно неправильно по отношению к Тэдди, который явно чувствовал к нему что-то, помимо мимолетного увлечения. Джону было стыдно и плохо. Он закрыл глаза, не желая думать об этом, а затем с тяжелым сердцем поднялся с постели. В голове его гудело, живот крутило. Спотыкаясь, он побрел в умывальную, где плеснул на лицо холодной воды, и в этот момент осознал, что яростный гнев на Шерлока не уменьшился ни на йоту.
Он прикинул свои дальнейшие действия. Завтракать не хотелось. Если он придет в больницу сейчас, то сможет объясниться с Шерлоком до того, как начнется работа.
Когда Джон вошел в палату, Шерлок еще спал, повернувшись на бок и сжимая в руке платок, как если бы он снова кашлял ночью. Джон посмотрел на него и почувствовал такую волну тоски и боли, что вынужден был закрыть глаза, чтоб не заплакать.
— Шерлок, — резко сказал он. — Проснись.
Тот открыл глаза и, сонно моргая, сел на постели тут же насторожившись от напряжения в голосе Джона.
—Что случилось? Что-то не так?
— На лестницу. Сейчас же, — выплюнул Джон и повернулся, не дожидаясь ответа.
Шерлок в молчании поднялся за Джоном по лестнице. Это заставило его закашляться, но Джон не замедлил шаг и не повернулся, чтобы посмотреть, как он. Когда он оказался рядом с лестницей, ведущей в спальни санитаров, то повернулся и сложил руки на груди, ощущая как бешено бьется сердце. Шерлок снова начал кашлять, затем сделал несколько хриплых вдохов и сел на ступеньки, выглядя немного напуганным.
— Итак, — сказал Джон. Он мог слышать, что его голос дрожит, но больше не старался скрыть это. — Пип. Когда ты собирался мне об этом рассказать? Или ты просто переберешься в его постель, когда вернешься?
— Что? — Шерлок посмотрел на Джона снизу вверх в искреннем изумлении. — Почему я должен…о-о…— Его лицо прояснилось, и, к яростному удивлению Джона, тот выглядел так, как будто сейчас рассмеется. — Ты же на самом деле не думаешь, что я…что он и я…
— Что? Что было между вами? — требовательно спросил Джон.
— Ничего, — сказал Шерлок беспомощно. — Ничего между нами не было. Он боялся Тэнка и его банды. Тэнк мог бы оставить его в покое из личной симпатии, но не Моррис с Флиа. Поэтому я сказал, что, пока тебя нет, он будет спать со мной, так он был в безопасности. Когда ты вернулся, я сказал ему, что он должен вернуться в свою постель, но он был напуган, и тогда я сказал Тэнку, что он сейчас мой, чтобы заставить всех остальных оставить его в покое. Я слышал от Эрни, что эту историю немного раздули, но меня это как-то не трогает, пусть думают, что хотят, мне плевать. Но я никогда не думал… не мог даже представить, что ты посчитаешь, что я… я бы никогда…ты-то уж должен был знать это…— Шерлок уже не выглядел так, словно ему было весело, казалось, тот сейчас заплачет.
— Прости меня, — сказал Джон. Он сел на ступеньки рядом с Шерлоком и закрыл лицо руками, не желая, чтоб он увидел на его лице облегчение — и стыд. — Прости. Этот чертов Флиа наплел мне невесть что, и я подумал, что он слишком глуп, чтобы лгать. Мне не стоило верить ему. Пожалуйста, прости меня. Мне так жаль.
— Конечно, — сразу же сказал Шерлок. Он сжимал в руках свой платок, и Джон подумал, что он, должно быть, хочет положить руку ему на плечо, но не уверен, что Джон это позволит. — Мне следовало рассказать…
— Нет. Это не твоя ошибка. — Джон провел руками по лицу и порывисто, глубоко вздохнул, попытавшись выжать улыбку. — Я вчера выпил джина, и был слегка пьян.
Шерлок нерешительно улыбнулся, хоть глаза его всё еще выглядели обеспокоенными.
— О, больше чем слегка. Тебе нужно сейчас выпить чаю. Много чая. Или кофе. Это то, что всегда требовали после возвращения с больших приемов. Ну, или еще джина, что едва ли будет практично.
— Нет уж, — согласился Джон. Он вздохнул и встал, желая побыстрее сбежать, пока Шерлок не прочел на его лице остальную правду. — Давай отведем тебя обратно в постель, и ты немного поспишь, а я пойду в ординаторскую и выпью чаю.
Несколько следующих дней были ужасно смущающими. Джон чувствовал себя весьма неловко, когда оказывался рядом с Шерлоком или Тэдди, что усугублялось опасением, что Шерлок каким-то образом вычислит правду. Лежа ночами без сна, он мысленно извинялся перед Тэдди и говорил ему: ты заслуживаешь лучшего, гораздо лучшего, но он знал, что никогда ему этого не скажет. Несколько раз он ловил Шерлока на том, что тот задумчиво и внимательно наблюдает за ним, и в такие моменты пытался побыстрее сбежать куда-нибудь.
К счастью, подвернулась работа.
Давно предсказанная вспышка дизентерии, наконец, случилась в бедных районах Бластбурна, и в больнице прибавилось пациентов. Детские отделения были просто забиты. Майк, который любил детей и хорошо с ними ладил, почти всё время отдавал своим маленьким пациентам, оставив все остальные свои обязанности в больнице на попечение Джона и Молли. Джону буквально приходилось уводить его в Бартс.
— Брайди такая упрямая, когда нужно заставить ее напиться, — твердил он Джону, когда тот тащил его через двор. — И как только у Сестры терпения хватает.
— Сестра заботится о маленьких пациентах дольше, чем ты живешь на свете, —напомнил Джон, — Пойдем, уже поздно и я проголодался…
Абсолютно нехарактерная тишина в столовой поразила его так, что он остановился на середине предложения. Что происходит? В комнате стояла такая тишина, как будто все замерли в одночасье.
— Вы опоздали.
Джон быстро повернулся. Мужчина, который это сказал, был высоким и бледным как мертвец. Он был одет во всё черное, а в руках держал трость с наконечником из черного дерева.
— Я прошу прощения, сэр, мы работали в…
— Я не разрешал тебе говорить, — мужчина говорил тихо, но от звука его голоса по позвоночнику Джона побежали мурашки.
— Меня зовут мистер Брокльхерст, и я новый директор школы. Как я уже объяснил другим ученикам, опоздания больше не допустимы в Сент-Бартсе. Вам также не разрешается открывать рот, пока я сам не спрошу вас. — Он махнул своей палкой. — Идите к остальным.
Джон увидел, что у учительского стола уже выстроились в ряд пять других мальчиков, тоже предположительно опоздавших. Он и Майк заняли свои места в самом конце.
— Те, кто опаздывают, пропускают всю трапезу, — сказал мистер Брокльхерст, обходя их сзади, чтобы подойти к столу. — Те, кто разговаривает во время еды, также пропускают всю трапезу. И, конечно, вы все будете наказаны.
Джон не получил другого предупреждения об опасности кроме свиста занесенной в воздух палки, которая со всей силы опустилась на его филейные части. У него едва хватило времени, чтобы собраться и обрести равновесие, прежде чем последовал второй удар. Он сжал зубы, закрыл глаза и начал считать: шесть ударов, могло быть и хуже, но удары были сильные, и причиняли резкую боль. Джон несколько раз получал порку, когда был маленьким, сначала от отца, а позже от грума в конюшнях Уиллогби-чейз, и знал, как принимать удары, но ясно видел, что у Майка нет такого умения. В начальной школе, должно быть, порядки были помягче, подумал он, глядя краешком глаза на покрасневшее лицо Майка.
— Мистер Поззи, благословите их, — сказал мистер Брокльхерст, наконец, усаживаясь на свое место.
Джон никогда не думал, что когда-нибудь вспомнит с тоской о капустном супе Бартса, но он был очень голоден, и звуки поглощавших еду мальчиков, более громкие, чем обычно, в наступившей в зале кладбищенской тишине, лишь усиливали его голод. Он смотрел на пол, чтоб не видеть еду, и осторожно переступил с ноги на ногу, чтоб уменьшить напряженность в спине и боль от ударов. Он всё чаще поглядывал на большие часы, висящие на стене. По меньшей мере, всё скоро закончится, и он сможет присоединиться к Майку и сможет отвлечься, читая ученик.