— Жила одна, а кто же с ней рядом лежит с простреленной головой? — удивился, Марецкий.
— Пусть вам лучше об этом расскажет наш единственный свидетель, чтобы не играть в испорченный телефон.
Лейтенант вновь кивнул на горбоносого. Тот выпрямился.
— Вообще-то я шофер, Илья Сафаров, работаю при Московской Патриархии. Еще вчера вечером диспетчер мне дал задание приехать по этому адресу, где должен находиться отец Никодим, и отвезти его в епископат Московского Патриарха, где его должен принять кто-то из епископов. Я приехал к половине девятого, поднялся на этаж. Дверь квартиры была приоткрыта. Звонить я не стал, а сразу зашел.
Постучал в первую же дверь от входа, мне не ответили. Заглянул и чуть сознание не потерял от увиденной картины. В коридоре висит телефон, я тут же позвонил в милицию. А через сорок минут пришел участковый. Вот, собственно, и все.
— Оперативно работаете, — пробурчал майор.
— Моей вины в этом нет, — покачал головой участковый. — Сами знаете, звонишь в милицию, тебя соединяют с ближайшим отделением. У нас и так недокомплект.
Патрульные группы на выезде, а их всего две. Дежурный позвонил мне. У нас в районе убийства редкость, а ложных вызовов хоть отбавляй. Однако я не мешкал и тут же пришел.
— Ладно, лейтенант, не обижайся. Пройдись по квартирам, поговори с соседями… Секундочку.
Марецкий заглянул в комнату, где работали эксперты.
— Ну что, Виктор Николаич? — обратился он к полному пожилому мужчине в белом халате.
— Тебе с деталями?
— Время?
— Примерно полночь, плюс-минус полчаса.
Марецкий вновь повернулся к участковому.
— Не бывает так, чтобы никто ничего не видел. Двор глухой, лампочки над подъездами небитые, значит, света тут хватало. Пошустри. Может, кто чего видел около полуночи.
— Понял, товарищ майор.
Как только участковый ушел, Марецкий обратился к своему помощнику в штатском, стоявшему рядом с диктофоном в руках.
— Давай, Борис, езжай с водителем в епископат и выясни, к кому на прием должен был прибыть отец Никодим, и все соответствующие подробности. Тут что-то не так. Работали грамотные стрелки, но кому надо убивать священника и кошатницу, мне не ясно. Это же не раздел собственности и территорий. Тухлое дело. Езжай.
Дав всем задание, майор постучал в соседнюю дверь. Ждать пришлось долго.
Потом щелкнул замок, и створка приоткрылась. С внутренней стороны двери торчал ключ.
— Вы Надежда Митрофановна?
— А ты кто?
— Старший оперуполномоченный майор Марецкий Степан Яковлевич. — Он предъявил удостоверение.
Невысокая худенькая старушка распахнула дверь и пропустила представителя закона в комнату.
Обстановка более чем скромная. На кровати лежав старик и, по всей вероятности, спал. Стол, два стула и шкаф с кроватью, вот и все их богатство. На стене несколько фотографий в рамках.
— Вы всегда запираетесь? — спросил майор.
— А то как иначе. У нас входная дверь всегда нараспашку. Я запру, а Верка опять откроет. Ее кошки и собаки целый день шастают то туда то сюда. Не квартира, а проходной двор. А говорить с ней бесполезно, чокнутая баба.
— Вы знаете о том, что произошло?
— Слыхала. Парень какой-то по телефону звонил. На всю квартиру кричал: «Убили-убили-убили!».
— Вы утром не заходили к соседям в комнату?
— Это еще зачем? Я вообще к ней не захожу. Вонища как в коровнике.
— Вы знаете мужчину, который к ней пришел? Тут лицо старушки изменилось и стало мягче, но до улыбки не дотянуло.
— А как же, отец Никодим. Он заходил к нам, окрестил меня и Андрюшу. Дед-то совсем плохой уже.
— Что вы о нем знаете?
— Так он же Веркин родной брат. Живет где-то возле Тулы. У него свой приход. Сюда приезжает редко. Вот на тысячелетие Крещения Руси был. Святой человек. Умница! А говорит как!
— Говорил. Его и сестру убили. Вы слышали выстрелы вчера в полночь?
На глаза старушки навернулись слезы. Кажется, она только теперь поняла, что произошло.
— У кого же рука поднялась на божьего человека? Ох, варвары! Прямо фашисты какие-то!
— Может, глянете? Бывает так, разгульные бандиты в поисках наживы шныряли и, завидев приоткрытую дверь, воспользовались случаем.
— А мне и глядеть не надо. Брать у Верки нечего, окромя ее кошек. Воры по коммуналкам не ходют. Милиции в центре много, а брать нечего. Вот у меня золовка в Жулебино живет, так там и железные двери не спасли. Начисто все выгребли.
— Неужели вы так ничего и не слышали?! Тут ведь не стены, а штукатурка, а слух у вас неплохой. Старуха покачала головой.
— Нет, спать легла рано, в двенадцатом часу. Перед тем, как ложиться, слышала мужской голос в коридоре. Я выглянула в щелку, так то Никишка с Веркой в коридоре разговаривали.
— Кто такой Никишка?
— Сосед, комната напротив, но он здесь не живет. Иногда приходит, как с зазнобой своей поругается. Дня два водку попьет не вылезая из комнаты, через пару дней начинает ей названивать, прощения просить и опять исчезает. Ну та его прощает. А куда она денется с мальцом на руках! Никишка парень видный и зарабатывает неплохо.
— Но сейчас его нет?
— Пришел, взял, что нужно, и ушел. Да, вот что помню. Легла спать, только задремала, как у Верки псы разлаялись, дворняги безмозглые. Она же всех в дом тащит. Я бы, конечно, пошла бы к ней с претензией, но поскольку отец Никодим приехал, сдержалась. Правда, она сама собакам всыпала. Слышала, как они заскулили.
— Долго лаяли?
— С минуту, не более того.
— А где живет Никита Говорков, вы знаете?
— Нет, милок. Он парень замкнутый, много болтать не любит. О том, с кем живет, и то узнали от его нынешней жены. Приезжала она как-то сюда с дитем. Ладная девица, вот только курит.
— Ну хорошо, Надежда Митрофановна, если еще чего вспомните, то позвоните мне.
Марецкий положил на стол визитную карточку. Выйдя в коридор, он застал врача, положившего телефонную трубку на рычаг.
— Я вызвал труповозку, Степан. Отвезем на вскрытие, там все и узнаем в деталях.
— А что навскидку?
— Стреляли из револьверов с расстояния двух метров, но не ближе. Ожогов и следов пороха нет. По два ранения и по контрольному выстрелу в голову.
Сработано чисто. На клыках собаки есть кровь. Думаю, она успела убийцу цапнуть за ногу.
— Почему именно за ногу?
— Если убийца стрелял с вытянутой руки, то рост у него не менее метра восьмидесяти. А такой пес просто не допрыгнул бы до его локтя. Значит, стреляли сверху, когда тот вцепился ему в ногу. И рана у него между ушами.
В коридор вышел эксперт.
— А ты что скажешь, Алик?
— Виктор Николаич прав. Стреляли из револьверов. Гильз нигде нет. В комнату вошли в тот момент, когда хозяева чаевничали, сидя мирно за столом.
Теперь прикинем. Три пули ушло на собак, две на хозяйку и четыре на мужчину.
Судя по содержимому его чемодана, мужчина — священник. Все церковное облачение он привез с собой, а в дороге ехал в штатском. Волосы в косичку заплел, чтобы под кепку спрятать, ну а бороду брить не решился. Но об этом позже. Сначала об убийцах. В револьвере шесть или семь патронов, а выпустили девять. Значит, стреляли как минимум с двух стволов. Порог затоптан не одним человеком. Обувь грубая, сорок третий размер и сорок пятый. Фасон один, как их теперь называют, «говнодавы». Вчера весь день шел дождь, так что грязи наволокли много. На ограбление не похоже. В комнату они не проходили. Сделали свое дело и ушли.
— А что ты там про бороду бормотал? — спросил Марецкий.
— В вещах священника найден билет «Серпухов-Москва» и всякая мелочь. В чемодане праздничная ряса, золотой нагрудный крест и церковный орден. Понятно, что в таком облачении в поезде не поедешь. Но зачем ему понадобилось выряжаться в колхозника, не ясно. Роба, кирзовые сапоги, кепка. Вот я и подумал, что волосы он сплел в косичку и спрятал под кепку, ну а бородой сегодня никого не удивишь. Может, бежал из монастыря?
— Нет, Алик, он готовился к приему у епископа. И потом, он не монах, а приходской священник. Бежать ему никуда не надо, он может тихо уйти сам.