Выбрать главу

— Какое равнодушие? Я Кулецкую пять дней искал! В том числе, чтобы у тебя, идиотки, проблем с законом потом не было!

— А еще два дня где ты был, Морозов?

— Сутки на службе и еще сутки отсыпался!

Видимо, задумавшись над услышанным, Ксюша остановилась и прикусила пухлую губу, отчего у меня в паху всё буквально окаменело.

— Я всё равно уеду…

— Я не отпущу, — отрезал я, ничуть не сомневаясь, что так и будет.

— Я тебя обману и сбегу! — обиженно пробурчала пигалица, но все равно села на место, вытянув стройные ножки, облаченные в короткую теннисную юбочку.

— Я похож на идиота? — от вида нежной кожи, вмиг покрывающейся мурашками в горле резко пересохло и пришлось даже откашляться пару раз, чтобы проглотить образовавшийся ком.

— Временами, — прошептала покрасневшая пигалица и тоже сглотнула, глядя куда-то в область моих брюк.

— Значит вот как ты обо мне думаешь, малыш, — обманчиво мягко улыбнувшись, я сделал небольшой шаг вперед, но поймать Ксюшу не успел. Проворная и прыткая, как коза, она вмиг откочила на пару шагов, а потом, показав мне язык, пустилась убегать.

— Ты меня не любишь, раз из-за той ситуации так долго злился! — заверещала девчонка и лягнула меня ногой, сумев высвободиться, когда была уже почти поймана.

— Ты истратила все мои нервные клетки, чуть не угробила человека, но я всё равно тебя люблю! Сейчас покажу, как сильно… Иди ко мне, малыш..

— Черта с два! Не пойду! — как раз тогда, когда мои руки уже почти схватили тонкую талию, пигалица снова ускользнула, сверкнув кружевным бельём, показавшимся из под задравшейся теннисной юбчонки.

— Чтобы я эту тряпку на тебе больше не видел! — от неутоленного желания и крайней степени возбуждения мой голос совсем охрип, и теперь звучал как при сильной простуде, но пигалицу это нисколько не разжалобило.

— Теперь буду надевать её каждый день!

На последней фразе я всё таки успел схватить Ксюшу за локоть и, задрав чертову тенниску, обхватил ладонью её упругую ягодицу.

— Я на тебе женюсь, — мое утверждение прозвучало прямо в пухлые приоткрытые губы, которые я слегка, но ощутимо прихватил зубами. Выгнувшись навстречу, Ксюша охнула и прошептала на выдохе:

— Я не хочу…

— Обманщица… Влажная, но не хочешь? — одной рукой я продолжал держать её за бедро, а пальцы другой по-хозяйски просунул под белье и принялся медленно растирать тягучую влагу по кругу, заставляя пигалицу стонать.

— Замуж не хочу…

— А меня…

— Тебя — да.

Это "да" прозвучало как самое сладкое согласие в мире. Одним быстрым движением я посадил пигалицу на ближайший деревянный комод и отодвинув белье, вошел до упора, сорвав сдавленный хриплый крик из приотрытых влажных губ. С каждым новым толчком она выгибалась сильнее, словно желая высбодиться, но от этого эту дикарку и сумасбродку хотелось сжать еще крепче и никогда не отпускать.

Чтобы не сбежала…

Чтобы не натворила ничего нового…

Чтобы любила меня хоть на одну сотую также сильно, как я её…

До одури, до дрожи и бешенства…

Толчок, ещё один…

Я раствориося в эйфории и невероятных ощущениях, которые дарила близость любимого тела и вдруг подумал: может сделать ей ребенка, чтобы хоть на какое-то время её усмирить?

Нет, рано…

Это будет скандал вселенского масштаба, потому что пигалица просто выцарапает мне глаза, а значит, к такой глобальной войне нужно будет основательно подготовиться.

— Почему ты улыбаешься? — Ксюша почти сразу обмякла после оргазма, и прижалась голой, покрытой мурашками грудью ко мне, вызывая новый, непозволительно быстрый прилив возбуждения.

— Подумал, что ребенка тебе хочу сделать, — плотоядно ухмыльнулся я и приник к припухшим губам, наслаждаясь испуганным, но воинственным взглядом пигалицы.

— НЕТ!

— Пошутил я, малыш… Учись пока, я подожду.

— Ну и юмор у тебя, Морозов! — возмущенно зашипела Ксюша, но тут же расслабилась, дав мне доступ ко всем местам, которые до этого остались без внимания.

— Подожду, но совсем не долго.

— Ты охренел? Ни за что, гад! Какие дети, если мне еще три года учиться?

От ощущения того, что Ксюша уже готова вцепиться мне в глотку, я расхохотался, испытывая пьянящее ощущение настоящего счастья и снова резко вошел между все еще обвивающих меня бедер, усмиряя пигалицу самым своим любимым и действенным методом.