– Нет, бабушка… – снова впадала в оцепенение внучка.
– А я вот вижу, что да! Ты хочешь опозорить наш род и загнать в могилу свою старую бабушку!
– Я не хочу, бабушка, – начинала плакать Серафима, но лекции и нотация не прекращались еще часа три.
Когда же Светлана Тихоновна увидела, что ее внучка из девочки превращается в красивейшую девушку, у нее совсем стало плохо с головой. Она буквально «пасла» Симу, не давая ей расслабиться. Она следила за ее прической, одеждой, жестами и поведением. Разумеется, прическа допускалась одна – коса; длинная юбка, потупленные глаза, чтобы не видеть «похотливых взглядов мужчин», должны были уберечь девушку. Естественно, что при такой жизни, чтобы не сойти с ума, Серафима нашла себе единственных друзей – книги. Потому что, когда она их читала, вернее, поглощала от корочки до корочки, то испытывала и радость, и удовольствие – чувства, которых в реальной жизни она не испытывала. Она узнавала о дружбе, любви, о том, что в жизни ей было недоступно, незнакомо. Поэтому читала она с упоением и все свое свободное время, проживая чужие жизни и судьбы. Кроме того, это было единственное занятие, которое ей без ворчания и нотаций разрешала ее бабушка. Оно было безопасно. Тогда, в детстве, Серафима до конца не понимала, что с ней, с ее психикой и вообще жизнью делала Светлана Тихоновна. Она и потом не могла ее осуждать. То, что с бабушкой что-то случилось после потери сына, это и так было понятно. Что-то сдвинулось у нее тогда в голове, и появился страх потерять последнее. А внучка лишилась собственной воли и свободы, теперь все в ее жизни решала она – Светлана Тихоновна. Она делала зло не со зла.
Девочке не разрешалось приглашать детей на день рождения, потому что праздники расхолаживают и выбивают из «колеи послушания» и на них могут делать «нехорошие вещи». Когда Серафима однажды дала свой домашний номер телефона мальчику, который ей нравился, и он позвонил ей, естественно, нарвавшись на Светлану Тихоновну, девочка в первый раз была избита ремнем. С бабушкой чуть ли не гипертонический криз случился.
– Этого не может быть! Это – конец! Ужас! Вот и дождалась я позора! Ей всего пятнадцать лет, и ей уже звонят мальчики! Горе мне, горе! Моя внучка растет проституткой! Я всегда этого боялась! Все, что я вкладывала в нее светлого и чистого, пошло прахом!
Серафима забивалась в угол и плакала, она чувствовала себя очень плохой, порочной и, самое главное, униженной.
Из всех девочек Симе было разрешено общаться лишь с Катей Рыжовой, только потому, что у нее мама учительница и классный руководитель. Катя, по просьбе Серафимы, тоже надевала длинную юбку и заплетала волосы, когда у нее было опасение наткнуться на бабушку Симы. Конечно, Катя могла и не обращать на это внимания, но она очень любила Симу и хотела с ней дружить, ее чувства к подруге были искренними. Серафима очень редко приходила к Кате, потому что ее вообще не часто отпускали из дома, и наблюдала во все глаза за отношениями Кати и ее мамы – еще молодой женщины Анны Григорьевны Рыжовой. Отец у Кати погиб, когда она была еще совсем крошкой. Они обе были очень жизнерадостные, улыбчивые, рыжеволосые, кудрявые и с курносыми, веснушчатыми носами. Общались они словно две лучшие подружки, обе любили покрутиться перед зеркалом, мерить платья, и Анна Григорьевна даже собственноручно могла покрасить дочке ресницы. Она отпускала ее на дискотеки и школьные вечера, а также с девочками гулять в парк и в кафе. Серафима о такой жизни даже и не мечтала, она наблюдала за ними с широко раскрытыми глазами и трепетом в душе и, конечно, с потаенным желанием, чтобы и у нее было так же. Учительница, конечно, сразу заметила невероятную скованность в поведении Симы и пыталась хоть как-то ее вывести на откровенный разговор, но все было тщетно. Девочка просто шарахалась от любых предложений: сходить всем вместе посидеть в кафешке или распустить волосы, почувствовать себя девушкой. В то же время стоящая на страже добродетели внучки Светлана Тихоновна заметила изменение в поведении Симы, что она как-то повеселела, зарумянилась, и опять связала это с появлением тайного поклонника, то есть какого-нибудь мальчика. Она запретила Симе ходить к Екатерине, и тогда внучка взбунтовалась первый раз, она не хотела терять единственную подругу. Серафима совершила невозможный для нее поступок – она сбежала из дома к Анне Григорьевне и Кате. Светлана Тихоновна обратилась за помощью в полицию, чтобы «вернуть беглянку», и написала в школу порочащее молодого педагога товарища Рыжову письмо. Она обвинила ее в совращении малолетних, в том, что та заводит отношения с учениками не только педагогического свойства, что устроила дома вертеп, что она развращает ее внучку. Конечно, такой сигнал не оставили без внимания, но Анна Григорьевна оказалась не так проста. Она даже обрадовалась, что обстановка в семье Серафимы вышла на всеобщее обсуждение. И уж она, как здравый и грамотный человек, подготовилась ко всем проверкам с любой стороны. Мало того, Анна Григорьевна отвела Серафиму к психотерапевту на обследование и тестирование и предъявила неопровержимые доказательства того, что девочка воспитывалась деспотическими методами, что у нее подавлена воля, что она полна страхов, комплексов, что к ней применялось и физическое насилие, и очень длительное время тяжелое, подавляющее психологическое воздействие. Учителя все как один встали на защиту Анны Григорьевны, охарактеризовав ее как порядочного педагога. А вот соседи Серафимы не встали на защиту Светланы Тихоновны.