Похоже, дед и правда знал, что скоро покинет этот мир. Подготовился. Убрал все мешающие вещи с глаз долой, не оставив мне ничего, включая его инструменты, обычно разбросанные повсюду. Почему я сразу не обратила внимания на эту стерильность? Даже место для ёлки у окна освободил, избавив меня от малейшей возможности развести сырость над его барахлом, валяющимся в каждом углу… Не удивлюсь, если где-то запрятано письмо с насмешками в духе «а ты думала, я тебя не переиграю, внученька?»
─ Так, значит, да? ─ обратилась к потолку, а потом мною овладела небывалая злость. ─ Решил уйти победителем?
Я метнулась в коридор, закуталась в тёплое, взяла топор и санки, а затем решительно отправилась в лес — рубить и кромсать.
У нас с дедом было особое место, где он учил меня стрелять по банкам и любопытным туристам, жаждущим выкупить здесь земли или поохотиться на живность, так что спустя полчаса пробежки в валенках по колено в сугробах и звучного мата, я-таки прибыла в нужную локацию.
Здесь даже воздух казался особенным — пропитанным каким-то по-настоящему зимним предновогодним духом, а снег, лежащий повсюду, переливался словно крошечные алмазы в уже вечернем сумраке, соперничая яркостью с только зажёгшимися звёздами. Я залюбовалась пейзажем, и даже холод уже не казался таким кусачим в тот миг, а потом и гнев потихоньку начал отступать. Всё же ничто так не способствует успокоению, как пешая прогулка по морозцу…
Разглядывая заснеженные ели и сосны, я почти постигла дзен, примеряясь к дереву, которые сам дедуля высаживал тут ещё со своим собственным дедом — потому и рубил их только в этом конкретном месте. Вообще, здесь у каждого имелся такой островок, где селяне и их предки собственноручно потихоньку облагораживали территорию из года в год, так что эта часть леса, окружающая деревню, казалась гораздо гуще, чем самая тёмная чаща. И этот вид всегда меня немного пугал — будто люди отгораживались от чего-то, пытаясь защититься.
Ну вот зачем, спрашивается, я продолжаю выдумывать то, чего быть не может? Из-за своего не в меру живого воображения мне теперь, как в детстве опять мерещится всякое вроде чужого взгляда, следующего по пятам, а я сюда не пугать себя пришла!
Отогнав идиотские страхи, приметила впереди средних размеров ёлочку, которая будто просила увести её отсюда, и я уже двинулась ей навстречу, когда прямо из занавеса пушистых ветвей вдруг показалась огромная звериная башка, одарив взглядом больших голодных и почему-то очень знакомых глаз.
─ Обжорка? ─ позвала неуверенно, и олень, поняв, что его признали, тут же показался весь, подходя к едва не намочившей штанишки мне. ─ Я думала, ты больше не появляешься.
Несколько лет назад меня угораздило спасти это рогатое чучело из капкана, вернее, я его просто нашла, заблудившись, когда в очередной раз повздорила с дедом, а тот, отправившийся на поиски блудной внученьки, сумел вытащить зверя. Я думала, старик меня привычно отчитает, но тот раз был, наверное, единственным, когда он использовал слова похвалы… Впрочем, у него всегда отношение к животным было гораздо лучше, чем к людям, и это, похоже, стало нашей общей чертой. Он даже волка в тайне от деревенских выхаживал однажды.
Обжорка тем временем потряс рогатой головой, опровергая моё предположение, а значит, втайне от меня наведывался к дедушке за свежей морковкой и другими вкусняшками, которых не было в лесу, особенно зимой.
─ Тогда придётся тебе со мной прогуляться, если хочешь деликатесов, ─ сообщила ему, и как мне всегда казалось, он понял, сверкая блеском голодных глаз.
Только олень почему-то не выглядел радостным — он как-то странно покосился в ту сторону, откуда пришёл, а потом опять качнул головой, и мне почудилось, что он как пёс хочет, чтобы я за ним пошла.
─ И что там?
Ответом послужил звериный тыл с милым хвостиком, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за порыкивающим что-то лесным созданием, крепче сжав в руке топор. И чего так сердце застучало, спрашивается? Может, всего лишь кто-то из его рогатых приятелей попал в очередной капкан, а теперь ему требуется помощь? Не поведёт же он меня к затаившимся в кустах волкам? Потому что это будет максимально странно — олень, вступивший в долю с хищниками, которые его крышуют ради прокорма, хотя… Я ничему не удивлюсь в такие морозы…
Но открывшаяся мне картина превзошла все ожидания.
Как только я шагнула на знакомую поляну, первым, что бросилось в глаза, оказался труп! Большое тело лежало, уже хорошо припорошённое недавним снегом, и я не знала, можно ли ему было ещё помочь и нужно ли, однако странным казалось вовсе не это. Просто мужчина — а по очертаниям это был именно он — лежал точно на том же самом месте, где когда-то я обнаружила Обжорку. Совпадение?
─ Дед, если это твои проделки, я тебя с того света достану!
Ответом мне послужило хриплое карканье, и старый ворон сорвался с соседней ветки, заставив вздрогнуть, а меня подтолкнули мордой чуть пониже спины.
─ Твой знакомый?
Олень изобразил кивок, а я склонилась над незнакомцем, пытаясь понять, что вообще с ним делать. Из-за облака как раз показалась яркая луна, и её свет помог разглядеть товарища получше, убеждая в том, что сложен он действительно неплохо, а ещё что одет мужчина совсем не по погоде, и кожаная куртка на босу грудь никак не способствовала согреву. Если учесть покрытую инеем густую бороду и ресницы, губы немного синеватого оттенка, как, впрочем, и вся остальная кожа, то о спасении тут уже никакой речи не шло.
─ Эм… И что я могу сделать? Я даже не врач, а единственный доктор на километры — сильно пьющий ветеринар. Оно нам надо?
Но Обжорка настойчиво толкался носом в моё плечо, вынуждая не бросать замёрзшего типа, и я почему-то не смогла остаться равнодушной. Наклонилась ниже, пытаясь нащупать пульс на мощной шее, едва не вскрикнула от того, каким ледяным было его тело, однако слабые удары всё же отдавались в мои пальцы. Выдохнув с облегчением, я начала тормошить мужчину, совершенно не ожидая подвоха.
─ Эй, Вы меня слышите? Подъём, уважаемый — не спите!
Всё произошло слишком быстро.
Как только я коснулась его плеч, меня вдруг обхватили, буквально уронив на себя, и я распласталась на чужой груди, прижатая к не такому уж и холодному телу. Попытавшись тотчас вырваться из стальной хватки, я была нагло возвращена на место одним лёгким движением, и стоило незнакомцу обхватить одной пятернёй мою шею сзади, меня парализовало лёгким ужасом.
На миг он открыл глаза, взмахнув заснеженными ресницами, и я словно встретилась взглядом с самой ледяной стужей, прячущейся в теле человека. Я не могла и слова вымолвить, а вот мужчина зря времени не терял — принюхался ко мне, словно голодный зверь и вынес вердикт, совсем меня не утешивший.
─ Сладко… ─ пробасил он, и вдруг обрушился на мои губы таким откровенным и жадным поцелуем, что я не иначе, как от шока позволила чужому языку ворваться в мой рот.
Возмутиться у меня попросту не получилось. Застигнутая врасплох, я потерялась в ощущении абсолютнейшей беспомощности, а он всё целовал и целовал, не давая передышки. В какой-то миг мне вдруг даже почудилось, что из меня выпивают жизнь, и лёгкие начали гореть огнём, пока садист, притворявшийся жертвой, всё никак не мог насытиться. Что это за жуткое чувство?
─ Слабенькая, ─ высказался он, напоследок лизнув мою губу, и мы поменялись местами — теперь это я была на грани обморока, а он уже держал меня на руках, закидывая на широченное плечо, где поместилось бы две таких, как я.
─ Говорил же тебе, полегче — она тебе не наши бабы, ─ отозвался кто-то, но я уже ничего не видела — перед глазами мелькали чёрные точки и снег. Слишком много снега.