Морозные дни
1
Зима затянулась на март. Несмотря на длинные, по-весеннему, дни, скрипел снег, инеем пушились деревья. В теплый кабинет управдела одного из необычайно звучащих учреждений товарища Лисицина вошел замзав и, пропустив вперед что-то белое, хрустящее и легкое, сказал:
— Вот ваша новая машинистка.
Управдел прикоснулся к мерзлой руке барышни.
— Очень рад.
От нее пахло январским воздухом и тонкими мороз-ными духами.
— Как вас… Ваше имя?
— Марья Ивановна, — ответила барышня, опуская глаза. И, подняв. глаза, добавила:
— Но вы можете называть меня Марусей.
Товарищ Лисицин заметил, что у нее голубые, словно подер-нутые легким инеем, фарфоровые глаза и раскрасневшиеся под морозом щеки.
— Виноват… Так не полагается…
От барышни пахнуло холодом. Остро заныли зубы.
— Как вам угодно, — ответила она, опустив глаза. И опять потянуло холодом, и зубы заныли еще сильнее.
Товарищ Лисицин взялся за работу, но час от часу станови-лось все холоднее и холоднее. Пальцы закоченели.
— Вы не озябли? — спросил он.
— Благодарю вас. Мне тепло, — ответила барышня.
"Срочно… Просьба немедленно рассмотреть…"- писал управ-дел, но пальцы отказывались работать. Они покраснели и не разгибались. Он подошел к печке, согрел пальцы, но по спине время от времени пробегал легкий озноб.
— Не простудился ли?
Лисицин вышел в коридор. Там было тепло по-прежнему. В кабинете же стало еще холоднее. Дуло от окна. Замзав зашел за докладом.
— Да, у вас холодно, — удивился он и позвал швейцара.
— Степан. Надо замазать окно. Почему это до сих пор не
сделано?
— Кажись, всю зиму тепло было… Степан деловито прощупал замазку.
— Ума не приложу…
— Позовите стекольщика, — распорядился замзав. Товарищу Лисицину становилось все холоднее и холоднее.
Сославшись на нездоровье, он ушел двумя часами раньше. Ба-рышня осталась в его кабинете.
Через полчаса в кабинет заглянул замзав и сказал ба-рышне:
— Вы не озябли? Пройдите ко мне.
А в четыре часа, уходя, говорил Степану:
— Послушайте, что у вас с окном? Отчаянно дует. Степан, подавая шубу:
— Не извольте беспокоиться.
Машинистка в белой шапочке и легком летнем пальто вы-шла вместе с замзавом.
— Как вы легко одеты, — удивился он.
— Благодарю вас… Мне тепло.
2
Лисицин ходил по кабинету и не мог успокоиться. Окна наново замазаны, но дует по-прежнему, а пожалуй — еще сильнее. Ему казалось, что дует из того угла, где сидит новая машинистка.
— Это от нее такой мороз. Надо отослать ее куда-нибудь.
— Марья Ивановна, вы будете работать в общей канцелярии.
Марья Ивановна быстро собрала работу и перешла в сосед-нюю комнату. Стало немного теплее, но вместе с тем Лисицин почувствовал легкую утрату и пустоту.
Барышню посадили к окну. Она быстро стучала клави-шами машинки, изредка поднимая глаза и оглядывая ком-нату.
В комнате были: седенький старичок с красным носом, не-принужденный молодой человек в галифе и две барыш-ни — входящая и исходящая.
Прошло полчаса. Входящая барышня перестала писать и сказала подруге:
— Холодно.
Старичок пошел за шубой. Но ничто не спасало от легкого пронизывающего сквозняка, и всем казалось, что тянет от окна, к которому посадили новую машинистку,
Непринужденный молодой человек подошел к окну, попро-бовал: не дует ли, и, низко наклонившись к плечу Марьи Ива-новны, спросил ее:
— Вы не озябли?
Марья Ивановна подняла глаза:
— Нет.
Молодой человек заметил: под его дыханием волосы новой машинистки седеют от инея. Он сделал большие глаза и таин-ственно приподнял палец. Потом все — и старичок и обе ба-рышни — долго шептались, искоса поглядывая на новую машинистку.
Молодой человек вызвался рассказать замзаву. Канцелярия не может работать, и если будет так продолжаться…
— Наша новая машинистка, — начал он.
— Что? — перебил замзав. — С такими вещами — к управделу.
Товарищ Лисицин, задумавшись, сидел за столом. Всю ночь ему снились голубые, словно подернутые инеем, фарфоровые глаза и раскрасневшиеся от мороза щеки. Он просыпался, ку-тался в одеяло — и опять засыпал, и опять видел фарфоровые глаза, но холод, пронизывающий тело, уже не казался не-приятным. Утром он торопился на службу. Он уверял се-бя, что остался завал со вчерашнего дня, но на самом деле ему снова хотелось увидеть те же фарфоровые глаза, которые всю ночь не давали ему покоя, и дышать свежим мороз-ным, пахнущим морожеными яблоками, январским возду-хом. За ночь он стал нечувствителен к холоду и шел по улице, распахнув шубу.