Дом Уилла имел весьма слабое отопление, поэтому Лектеру пришлось закрыть дверь в кухню, не только из-за любопытных собачьих носов, но и из-за мороза, тут же сунувшего лапу в раскрытое окно и разметавшего по столу и полу пригоршни снежинок. Ганнибал поежился. С самого детства он искренне ненавидел холод, грубость и нарушение планов, а сейчас наручные часы очень настойчиво намекали на то, что он уже выбился из графика.
Самолет Уилла должен был приземлиться буквально через полчаса. Дорога займет минут сорок, максимум час, учитывая погоду… Черт, как же это все не вовремя!
Выжидая, пока проветрится кухня, Ганнибал вышел на улицу за дровами и присел к камину, чтобы развести огонь. Удачно, что у Уилла есть камин — не так банально и очевидно, как свечи, но все равно создает романтическое настроение. Живое пламя, еловый запах, аромат жареной дичи — все это должно было вызвать прилив ностальгических воспоминаний, а также желания тепла и уюта, которые Ганнибал намеревался удовлетворить. Но если уж и это не проймет твердыню Уилла Грэма, то Ганнибал действительно не знал, что еще можно придумать, чтобы обозначить Грэму свои чувства.
Камин наконец разгорелся, пламя было слабым, но доктор Лектер не заподозрил неладного, решив, что дрова просто успели отсыреть. Ожидая, что привкус дыма в воздухе скоро вылетит в трубу, Ганнибал вернулся в кухню и с горем пополам реанимировал пламя в духовом шкафу, имея решительное намерение отжарить наконец-то многострадального гуся. Гусь, почуяв серьезность намерений соперника, сдался, покорно зашкворчав в нагревшейся духовке, и давая, наконец, доктору заняться остальными блюдами.
Готовка всегда умиротворяюще действовала на Ганнибала, как, впрочем, и убийства — созидать что-то своими руками было приятно, видеть конечный вариант еще приятнее. То, что могло бы просто уйти в землю, он с тщанием бывшего хирурга превращал в шедевры — кулинарные или кровавые. Настроение Лектера, как и температура в духовке, стремительно шло вверх.
Однако, дом Грэма тоже только разогревался, только прощупывал незваного гостя, готовя ему очередной неприятный сюрприз. Ганнибал как раз выкладывал карамелизованные яблоки на тесто и скручивал штрудель, когда собаки внезапно взвыли, причем все разом. Более неподготовленный человек, находясь в одиночку ночью в пустом доме в лесу, мог бы испытать ужас, но Лектер только тихо цыкнул, коря себя за то, что забыл закрыть окно и открыть дверь.
Псы Грэма были избалованы вниманием и теперь явно пытались его вернуть, подозревая, что доктор прячет за дверью еду, особенно сейчас, когда гусиный дух жирным маревом дрейфовал в воздухе, намекая на то, что даже испорченная духовка не смогла испортить шедевр Лектера. Доктор распахнул дверь в гостиную и замер на пороге.
В помещении клубился сизый дым. Дымоход, призванный вытягивать дым наружу, явно объявил бойкот, он стонал в такт завываниям ветра и выплевывал дым обратно в комнату с энтузиазмом матёрого курильщика. Видимо, Уилл был таким же плохим мальчиком, как и Ганнибал, раз даже толстяк и добряк Санта Клаус не покушался на его дымоход.
Ганнибал метнулся к камину, чтобы затушить пламя и вытащить горящие поленья в снег, но именно в этот момент в его кармане тренькнул телефон, и замешкавшись на секунду, Лектер наступил на хвост Уинстону. Пес, и без того недолюбливавший доктора, обиженно взвизгнул и дернулся из-под ног, заставляя Лектера резко потерять равновесие. Он в панике попытался схватиться за елку, но вместо этого лишь толкнул ее, опрокидывая ведро и разливая воду прямо в камин. Пламя погасло, угли злобно зашипели, и пар повалил из камина вперемешку с сизым едким дымом, превращая скромную гостиную профайлера в закулисье рок-концерта или преддверие ада, что в восприятии доктора Лектера было примерно одним и тем же.
Осознав, что неизбежное уже произошло, он достал телефон, отмахнулся от дыма и прочел:
«Рейс задерживают, буду поздно. Г.»
То, что это все сплошное «Г», Лектер и сам видел невооруженным глазом.
Еще разок энергично разогнав клубы дыма и вертящихся под ногами собак, Ганнибал пошел обратно на кухню, надеясь заменить гуся штруделем и спасти хотя бы ужин. Достав птицу из духовки, он оставил ее остывать на столе и вернулся в гостиную, чтобы поправить пострадавшее рождественское деревце и перенести его в снег. Подумаешь, это же как в постели, не так уж и важно, где стоит, лишь бы стояло.
Лектер как раз подхватил еловый ствол, пятная руки смолой, когда в дверь постучали. Собаки оглушительно залаяли и доктор в три бесшумных шага оказался у двери, распахивая ее и нос к носу сталкиваясь с…
— Привет, Ганнибал. Это у тебя в руке нож или ты все же рад меня видеть? — сияющие голубые глаза, яркая улыбка, удивленно приподнятые брови под шапкой кудрей и шерстяной шарф в катышках, греющий щетинистые щеки. Уилл Грэм собственной персоной, слегка опешивший при виде дымного ореола за спиной Лектера и чего-то твердого, упершегося в низ живота, — И правда, нож… Смотрю, ты не самый гостеприимный хозяин. А если бы ко мне зашли за солью?
— Здравствуй, Уилл, — Лектер был еще морально не готов демонстрировать позорные последствия своих приготовлений. Он сделал шаг вперед, выходя на крыльцо, и прикрыл за собой дверь, пряча нож для линолеума в карман, — Я не ждал тебя так рано, твое сообщение говорило о том, что ты задерживаешься. Позволь, я помогу тебе донести вещи.
Сажа на лице доктора приятно оттеняла темноту его глаз, по крайней мере именно так казалось Уиллу, замершему на пороге собственного дома, чтобы жадно вглядеться в непривычно растрепанного и такого сейчас домашнего с виду коварного Чесапикского потрошителя.
Интересно, когда Ганнибал наконец найдет в себе силы сознаться? Уилл уже давненько отчетливо ощущал себя подростком, которому отец должен поведать о сексе, а тот все откладывает тяжелый разговор, как будто однажды тема рассосется сама собой. Причем сам подросток о сексе уже знает чуть ли не больше отца.
И, сообразив в какой-то момент, что от Ганнибала инициативы ждать не стоит, Уилл решил сам сделать ему подарок.
— Мое сообщение говорило о том, что я хочу сделать тебе сюрприз. Иногда так делают обычные, не пунктуальные люди. Намеренно дезинформируют собеседника, чтобы потом огорошить его приятным сюрпризом, — Уилл с улыбкой покосился на переливчатое туманное марево за окном, — Пустите меня внутрь, доктор Лектер, мой дом привык слушаться только одного хозяина, ему нужно будет привыкнуть к тому, что теперь нас двое.
И, воспользовавшись секундной паузой, во время которой Ганнибал тщетно пытался сообразить, оговорился ли Уилл или откровенно намекнул, Грэм проскользнул внутрь, чтобы в удивлении замереть на пороге. Ему казалось, что сделать его дом хуже просто нельзя, но он ошибался. Доктор Лектер преуспевал во всем, преуспел и в этом.
Гостиная была полна дыма и пара, не до конца залитые угли все еще чадили, им вторил пыхающий веселой копотью из духовки штрудель. Снег изящной крупкой вился в воздухе, внося праздничные нотки в дымный смрад, на диване уютно расположилась платиновая блондинка в изящном синем костюме, у ног которой, прямо на ковре, семеро собак драли на запчасти несчастного гуся — идеальная сцена архаичного жертвоприношения.
— Знаешь, Ганнибал… я знаю, что на Рождество часто устраивают инсталляции, изображая вертеп[1], тот самый вертеп, в котором, по легенде, родился младенец Иисус, но ты, я вижу, решил устроить вертеп[2] в современном смысле слова, — Уилл фыркнул, потом хихикнул, а потом и вовсе расхохотался в голос, запрокинув голову и отфыркиваясь от дыма, — Зачем ты пригласил с собой Беделию?