"В ту ночь, когда в полях, кружась, стонала вьюга..."
В ту ночь, когда в полях, кружась, стонала вьюга
И мерзлые дубы глушил морозный треск.
На мглистой пелене схороненного луга
Я тихо замерзал, и мертвенного круга
Серебряный меня томил и мучил блеск.
Оледенела грудь, и в сердце кровь не била,
И слух туманился, и меркнули глаза.
Но в передсмертный час ты, вечное светило,
Мой ледяной покров, пылая, растопило,
И таял хрупкий снег, горячий, как слеза.
Зачем же, воскресив бесчувственное тело,
В ночной холодный мрак ты воротилось вспять?
Не довершить тебе того, что ты хотело.
Вновь снег застыл на мне. Вновь вьюга налетела,
И мертвый белый круг томит меня опять.
1910 <2 апреля. Одесса>
Зимой, в мороз сухой и жгучий,
Разрыв лопатами сугроб
И ельник разбросав колючий,
В могилу мой спустили гроб.
Попы меня благословили
Лежать в земле до судных труб.
Отец, невеста, мать крестили
Закрывшийся навеки труп.
Один, в бессонном подземелье,
Не оставлял меня мороз:
К моей глухой и тесной келье
Дыханье жизни он принёс.
И в темноте земных затиший,
Струясь ко мне, как белый дым,
Испод моей тяжёлой крыши
Заткал он серебром седым.
Ложился тихо светлый иней,
Как лёгкий пух полярных птиц,
На чернеть губ, на лоб мой синий,
На тёмную кайму ресниц.
Так я лежал, морозом скован,
Покорен и бездумно-строг.
Был тишиною очарован
Кладбищенский немой чертог.
Вдруг сразу сделалось теплее.
Мороз бежал с подземных троп,
И с каждым днём всё тяжелее
И уже становился гроб.
Там бредом мартовским невнятно
Журчали где-то ручейки.
Моё лицо покрыли пятна
И белой плесени грибки.
Вздуваясь, я качался зыбко.
Ручей журчал вблизи, и вот
Непобедимая улыбка,
Оскалясь, разорвала рот.
Он близок, мой удел конечный.
С ним исчезая в странном сне,
Я шлю моей улыбкой вечной
Приветствие весне, весне!
1911 <4 ноября. Москва>
С тех пор, как стало всё равно,
Тоска души моей не гложет.
Я знаю: это суждено
И будет и не быть не может.
И всё мне грезится тот час,
Когда перед погасшим оком,
В томленье диком и глубоком
Зажжется свет в последний раз.
И каждый день чертой недвижной
Мне предстоит земной конец:
Не человек и не мертвец,
Я некто странный, непостижный.
Еще в глаза мне бьется день,
Зеленым сумраком плывущий,
А уж могильных крыльев тень
Меня одела смертной кущей.
Уходит жизнь, как легкий дым,
В сознанье страха и обиды.
Лишь возглас первой панихиды
Мирит умершего с живым.
1911
"Смерть надо мной прошелестела..."
Смерть надо мной прошелестела
Гигантским траурным крылом.
Теперь одно осталось дело:
Считать бесцельно день за днем.
Увы! Безжалостной угрозой
Мой дух навеки поражен.
Вот отчего грущу над розой,
Зачем бегу пиров и жен.
Но знаю: час придет заветный,
Вновь смерть подкрадется ко мне
И с той же лаской незаметной
Ужалит сердце в тишине.
И буду я, безумец дикий,
Скитаться днем и по ночам,
Встречать невиданные лики,
Внимать неслыханным речам.
Я истощу всю страсть, все силы,
Чтоб жизнь была сплошной пожар,
Чтоб сладкий сон в тиши могилы
Мне был как вожделенный дар.
Но утешением крылатым
Ты сбережешь прощальный срок,
Пьянящий горьким ароматом
Миндально-белый порошок!
1908 <12 апреля. Нижний Новгород>
"Снова о смерти мечтаю любовно..."
Снова о смерти мечтаю любовно.
Жить я хочу, но и смерть мне желанна.
Пусть мои годы невидимо, ровно
К старости мирной текут неустанно.
Пусть станут чуждыми близкий и кровный,
Сказкою жизнь оборотится странной.
Детские зори, пылая слезами,
Глянут в глаза золотыми глазами.
Вновь от заката, приближась к восходу,
Тешиться стану веселой гремушкой.
Елку засветят мне к Новому Году,
Стол именинный украсят игрушкой.
В старость войду как в глубокую воду.
Смерть ожидая над тихой подушкой,
В час голубой, упоительно-лунный,
Сладко услышу призыв однострунный.
Если б твой призрак возникнул у гроба
В час, как уложат мне мертвые руки!
Если б свела нас земная утроба
В черных подвалах кладбищенской скуки!
Ах, я боюсь: не узнаем мы оба
Прежнего счастья! В пространствах разлуки
Новые зори, пылая слезами,
Глянут в глаза нам чужими глазами.
1913