"Ах! Опять наплывает тоска..."
Ах! Опять наплывает тоска,
Как в ненастье плывут облака.
Но томящая боль не резка,
Мне привычна она и легка.
Точит сердце тоска в тишине,
Будто змей шевелится во мне.
Вон касатка летит в вышине
К облакам, просиявшим в огне.
Я бессильно завидую ей,
Вольной страннице синих зыбей.
Точит сердце внимательный змей
Тихим ядом знакомых скорбей.
Свищут птицы и пахнет сосна,
Глушь лесная покоя полна.
Но тоску не рассеет весна,
Только с жизнью погибнет она.
1907 <14 июня. Ройка>
"Темно-серым покрывалом..."
Темно-серым покрывалом
Ночь сентябрьская увила
Опустелые поля.
Грусть отравленным кинжалом
Сердце стихшее пронзила.
Сердцу грезится могила,
Сердцу грезится земля.
Ни единым огонечком
Не приветит даль родная.
Тихи дикие края.
Я припал к колючим кочкам.
Предрассветная, ночная,
Ты ли это, жизнь иная,
Осень ранняя моя.
1907 <27 сентября. Москва>
"Холодный мутный чад в усталой голове..."
Холодный мутный чад в усталой голове.
Сомненья горькие в рассудке ослабелом.
Во мне жила душа, теперь их две,
И обе властвуют над побежденным телом.
Когда белеет день над городом глухим,
По снежным улицам брожу я одиноко.
И мрачный, бледный дух, чуть видимый, как дым,
Вперяет в мысль мою недремлющее око.
И, очарованный, без воли и без сил,
С сознаньем сдавленным, противоречий полон,
Я медленно иду, и где бы ни бродил,
Всё взор его на мне, и как тяжел он!
А ночью, в черной тьме, растет немой призыв
Другого демона, и в сердце бьет тревога:
Мне страшен новых дней неведомый прилив,
Гнет неизбежности и призрак Бога.
Так дни суровые без цели, как во сне,
И ночи черные в страданье одиноком
Я тщетно провожу, и угрожают мне
Два духа – две души – неумолимым оком.
1908 <16 марта. Нижний Новгород>
"О, светлой юности начало..."
О, светлой юности начало,
Как жизнь тобою хороша!
Какою музыкой звучала
Моя бессмертная душа!
Но никому не знать, доныне
Как сердце свято я сберег,
В какой торжественной пустыне
Воздвигнул царственный чертог.
Я заклинал ночных чудовищ,
Я океаны взбушевал,
И груды девственных сокровищ
Ко мне сложил покорный вал.
Ступал я бодро в бор дремучий
С горящим светочем в руке,
Когда по небу плыли тучи
И гром сбирался вдалеке.
Виновен! Царство вдохновений
Сам омрачил я черным сном.
Меня покинул светлый гений
В бездонном сумраке лесном.
И я, забытый, одичалый,
Клонюсь лицом на черный пень,
А с неба мне закат усталый
Низводит первую ступень.
1908. <30 марта. Нижний Новгород>
<Л.М.С.>
Давно ли, радостный, беспечный нетопырь,
В прозрачных сумерках взвиваясь над лугами,
Я мчался при луне в нагорный монастырь
И в башне у часов скользил, крича, кругами?
Крылами чуткими касался медных гирь
И, падая в обрыв, стремился берегами,
Чтоб к утру, чуть рассвет зальёт багрянцем ширь,
В пещерной мгле дремать, повиснув вверх ногами?
Ах, эти дни прошли! Враждебною рукой
Я взят в полдневный час. Нарушен мой покой,
И вот распластан я под клеткою железной.
Порывы тонких крыл удерживает сеть.
Судьбой мне не дано ни мчаться, ни висеть.
Внимаю в пустоте зов жизни бесполезной.
1909 <5 августа. Москва>
Безмолвны, ширятся и настигают волны.
Хоть чайки жалобно предчувствуют грозу,
Но волны всё струят, задумчивости полны,
Меж изумрудами лазурь и бирюзу.
Даль серо-мглистая туманным дышит паром.
И волнам смены нет, и дали нет конца.
О море вещее! Твоим стихийным чарам
Не воскресить живого мертвеца!
Впервые твой простор открылся жадным взглядам,
Когда предвестьем дня, торжественно-счастлив,
К поющим, пляшущим, ликующим
Наядам Пурпурного огня бежал живой разлив.
Заря! Но взвыла темь и помертвели воды.
Валы в кипящей мгле разверзли черный склеп.
И пусть в грядущих днях сиянием свободы
Вновь озарилась даль, я сердцем глух и слеп.
Ты в смене волн и дней, как я, безвластно, море.
Уж в далях дышащих темнеет твой чертог,
И скоро грозный бог в грохочущем просторе,
Нахмурясь, затрубит в тяжелый рог.
1910 <11 апреля. Одесса>