— Соль, опять собака твою тень перебежала? Что не так? — Рэй коснулся ее плеча, но та сразу отстранилась.
— Ты пьян!
— Вовсе не… — опешил он и тут же признался: — Ну мы с Амадеем взяли травяного из той корчмы. Да выпили-то всего по паре кружек.
— Какие ценители. А вчера была наливка на черемухе из Срединного края. А позавчера — миндальная из Южного?
Тут она устало выдохнула и взглянула-таки на героя.
— В общем-то, мне всё равно, можешь пить сколько хочешь. Только у меня, как и других зверей, острый нюх на спирт, так что не приближайся, пожалуйста, в таком состоянии.
Рэй, сжав губы, вернулся на кровать и снова взял дощечку.
— Знаешь, у меня неплохо получается.
— Нравится письмо?
— Письменность интуитивна. Приходится напрягаться, чтобы припомнить чертеж каждой руны, но я уже могу написать почти любое предложение.
— Коли так, может, напишешь о том, как долго ты собираешься оставаться в Стяготе? Ведь ты, кажется, шел в Умиру, чтобы найти настоящих героев? — сказала она, особенно подчеркнув «настоящих». — Но, похоже, решил остаться с этим повесой.
Не успел Рэй найтись с ответом, как девичьи стоны за стенкой прозвучали громче, а за ними раздался победный возглас Амадея.
— Как кролики, честно слово, — цыкнула Сольвейг. — И опять другая девица?
— Амадей времени не теряет, — с завистью отметил Рэй, выписывая руны на дощечке под светом вощеной лучины.
— Вестимо, и тебе сегодня кое-что перепадет, — недовольно произнесла Сольвейг.
— О чём это ты? — подняв голову, спросил Рэй, но тут в дверь учтиво постучали.
Он откликнулся и лишь затем подумал, кто бы это мог быть? Амадей-то слышно, какой занятой.
Вошла та самая служанка, с красивыми эбеновыми волосами; о ней-то намедни и говорил Амадей. Она, не произнося ни слова, взглянула на Рэя, затем украдкой на Сольвейг, застенчиво провела ладонью по пышной пряди. Стройное молодое тело скрывал лишь короткий сарафан, ткань которого оказалась столь тонка, что пропускала даже слабый свет единственной в комнате лучинки; в блеске огня соблазнительно вырисовывался просвет бедер.
— Я пошла, — закатив глаза, сказала Сольвейг, и быстро хлопнула дверью.
Девушка проводила ее взглядом, затем несмело перешла светлицу — ноги ее были босы, а волосы распущены — это уже выдавало самые откровенные намерения. Она взобралась на кровать к герою, заставив отложить письмо, придвинулась ближе, взяв его за руку.
Он открыл было рот, но горячий пальчик лег на его губы, обрывая глупый вопрос.
Ее большие голубые глаза поблескивали на фоне матово-черных волос. Она коснулась его шеи, опустила горячую руку на грудь, под которой волнительно сердце стучало. Аромат девичьей кожи очаровывал сильнее приворотного зелья да был так близок, что наслаждаться им можно было до упоения.
То ли явь, то ли сон. Как давно Рэй не испытывал этих чувств! Герой придвинулся тоже: не спеша, позволяя обоим привыкнуть друг к другу, и до сих пор не веря, что появление девушки и права устроил Амадей. Вот же язык без костей!
И одолело им желание, ради которого забываются геройские миссии, мировые угрозы и артефакты былых времен.
Он тронул ее бархатное плечо. Видя желание в ее глазах, он медленно, едва касаясь, потянул полоску ткани в сторону, и сарафан послушно спал, открыв смуглую кожу. Она освободила завязки на его рубахе, которую он тут же откинул на пол, и ладони нежными лепестками коснулись его кожи. Он опустил руку, ведя по ее шее, ключице, груди.
Девушка выдохнула, улыбнулась, Рэй приподнялся, обнимая тонкую талию — прикосновения электризуют, сколь совершенна близость тел. Он коснулся ее подбородка, завел руку на затылок, вдыхая волнительный аромат. Придвинулся ближе и почти уже коснулся ее губ, когда та слегка вздрогнула.
Герой чуть отстранился, а после вновь вгляделся в ее светлые глаза, заметный румянец играл на ее щеках столь притягательно.
— Ты мне очень понравился, — сказала она, но почему-то это прозвучало виновато.
— Да, ты мне тоже, — ответил он.
Девушка опустила взгляд, задумчиво дотронулась своих губ указательным пальцем, затем сама прильнула, прижалась к его шее. Заглянула в глаза. Но, когда меж их губами опять осталось незримое расстояние, снова замерла. Рэй смотрел в ответ, проявляя истинно геройскую выдержку.
Он толкнул дверь терема, выходя наружу, и ночное небо приветствовало пышным звездным ковром, который пересекала от края до края блеклая розовая туманность. Вид небесной чаши был чарующе прекрасным. «Отринь мирское!» — словно бы говорило это сильное и спокойное небо, с которого и впрямь могли бы сейчас смотреть Белые Боги. К чему тревоги, к чему страсти и желания, когда можно просто созерцать?