Отряд пересек реку в узком, но бурном месте — пришлось свалить длиннющую сосну, соорудив мост, который кое-как дотянулся до другого берега. Лесище по эту сторону Медвежьего притока стояло удивительно плотно: лиственные деревья бок о бок с хвойными, кустарники разных высот, высокие травы — растения конкурировали за каждый сантиметр земли и солнца.
Группа устроила ночлег на крохотной поляне, окруженной елями. Охотники разобрали рюкзаки, нарубили дров и устроили для всех вполне даже уютные спальные места. Фазанов разделали и пожарили на костре целыми кусками вместе с прихваченной репой. Нашлась даже соль — роскошная по местным меркам приправа.
Действительно, пока отряд собирал бивак и ужинал, ясное небо тайком опрокинулось на запад, а видимость упала до нескольких шагов. Да еще набежали тучи. Спустя час, кроме яркого костра, уже ничто не нарушало монополию обступившей темноты. Всё-таки командир охотников верно определил время подготовки к отбою.
«Ух, у-у. Ух, у-у», — недовольно ухала крупная птица неподалеку. Рэй сидел на овечьей шкуре, наслаждаясь теплом. С многомесячного голода вкус фазаньего мяса показался божественным. По одну сторону костра собрались герои, по другую — охотники. Собаки обе ластились к Рэю, рыжая Мимоза так и вовсе уложила голову ему на колено.
Охотники взыскательно обсуждали повадки различных зверей, на которых могла походить цель, а Рэй слушал, пытаясь уловить любые крупицы знаний. И всё же ночной костер и непринужденная атмосфера постепенно расслабили загонщиков, так что серьезные темы начали соскальзывать.
— Ну и, значит, она такая вся: грудь взымается, щеки налились, а сама: да ты дурной, мол, тятька ж дома, ну как застукает! А у самой аж соски вот так торчат под рубахой, — рассказывал загонщик, упирая в грудь две веточки. Мужики слушали и маслено посмеивались.
Ярослав отпустил пренебрежительный вздох:
— Вот почему не люблю нанимать голытьбу для работы.
Он покопался в рюкзаке своего оруженосца и вынул оттуда толстую тетрадь цвета горячо раскаленного железа. Его дневник оказался вдвое толще, чем тот, с которым носился Рэй. Из маленькой шкатулки копейщик выбрал подходящий костяной держатель и угольный камень, соединил и принялся вести запись.
Грифель долго и вдумчиво царапал по листкам. Исписав две страницы, копейщик сложил вещи в рюкзак, улегся на спину и закинул ногу на ногу, провалившись глазами в тёмную прогалину ночного неба меж хвойными кронами.
— Что записывал? — нарушил молчание Рэй.
Воин, спустя несколько секунд, будто бы решая стоит ли отвечать, сухо произнес:
— Ого, вижу, ты еще не удрал. Так тебе и расскажи, что в моем дневнике.
— Всё еще мне не веришь?
— А есть основания для обратного? Не удался план, да?
— У меня не было плана.
— Ага. Думал ведь к охотникам присоединиться во время той потасовки? Признайся.
Рэй усмехнулся. Всё произошло так быстро, что выстроить коварный план не было времени. Ярослав, неудовлетворенный ответом, перевалился на бок и спросил:
— А если бы было время? Если бы они начали побеждать? Подстрелили меня, перехватили Тихомира, — он мотнул головой в сторону молчуна, что сам по себе занимался костром, — ударил бы в спину?
Рэй опустил голову:
— Не ударил бы. Но не в силу глубокой к тебе симпатии. Скорее, выжидать, чем разрешится драка, было путем наименьшего сопротивления. Самый безопасный, а по сути, пассивный поступок. Иногда мне кажется, что я могу что-то изменить, но жизнь снова и снова ставит меня на место, да еще весьма болезненно.
— Хох! — удивился воин, звякнув чешуйками доспеха. — Какая тонкая душа нынче у зэка. По крайней мере, хватает смелости такое признать, — качая ногой, он снова перевел взгляд на краешек черного, беззвездного неба. — Но, будучи таким податливым, героем тебе не стать.
— Да я ведь особо в герои-то и не стремлюсь. Не задалось у меня…
— А это зря! — заявил Ярослав, но не успел Рэй удивиться, как тот продолжил: — Знаешь, мы никто в этом мире. Судьба, боги или кто-то другой уготовил нам тернистый путь героя, скорее всего, со смертельным окончанием. Но вот скажи, не лучше ль гордо следовать за своими принципами, глядя угрозе в лицо и биться остервенело даже в проигрышной битве, чем дрожать от страха перед неминуемым концом, который настигнет, набросившись со спины? Пусть и чуть позже.
Рэй не ответил. От чего-то слова задиры устыдили. Именно то, что сейчас описал Ярослав, забилось в груди, когда Рэй попытался засадить таинственного зверя в хлеву. Чувство жизни! О лагерное существование оно, впрочем, быстро притупилось. Рэй посмотрел на покрытые твердыми мозолями ладони, освещенные жарким костром. Отвага не входила в три добродетели героев, но то, о чём сказал Ярослав, казалось достойным подходом к жизни.