— Бабушка гадала, надвое сказала: то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет, — весело прошуршали ветхие шали, укрывающие худое тело на стуле, но силуэт так и не двинулся. — Говори, да не ври, ох, говори, да не ври, — скрипела старуха. — Правда, что ли?! Уснул и спит. Вот те раз. А я-то думала!
На ослабших ногах герой сделал шаг. Ее лицо оставалось скрыто несколькими слоями истлевшего от годов рубища.
— Будет тебе сказка. А мне бубликов вязка. Спи, спи еще. Хи-хи, ха-ха.
Сердце металось, желая вырваться из груди и в одиночку сбежать из мерзкого дома. Герой протянул руку, чтобы тронуть силуэт за плечо и развеять наконец этот морок. И когда до прикосновения оставалась ладонь… ох, он предчувствовал, что это не кончится хорошим. Но нет, фигура не схватила его за руку ледяной ладонью, не набросилась гротескным чудовищем. Из-под шали всего-то затянулась песенка — ладная да спокойная, запросто можно было бы уснуть под такую. Если б только не понимать ее слов.
— Баю-баю люли, не проснешься уж ты,
По Калинову мосту, да в последнюю версту.
Пока к личику венок, колочу тебе гробок,
Из дубовых из досо́к — твой последний закуток.
После слов тишина. А герой в секундной потусторонней вспышке отчетливо увидел со стороны свое тело с побледневшей до снега кожей, которое, под сенью низких облаков, засыпают лопатами мерзлой земли.
И пусть лютая бесовщина одолевала рассудок, он нутром почувствовал, что нельзя поддаваться сводящему с ума ужасу.
— Не веря, не зная, — усмехнулась вдруг старуха, — погибели пламя. Мясо сгорит, а кости истлеют. Заплутаешь — не вернешься.
По какой-то причине в этих бессмысленных речах вдруг промелькнуло далекое значение. А старуха замолкла.
— Знать, — промолвил Рэй, отступая на шаг, — мне нужны знания.
— Эх, три, четыре, пять — бабушка гадает, всё одно опять! Пять горошинок, пять росточков. Молодые, а все умерли, зачахли, завяли. Не такая тебе сказка нужна!
Рэй сосредоточился. Не найдя места, он присел на колени, выпрямился. Голос его вдруг обрел самостоятельность и начал рассказ независимо от воли хозяина. Рассказ о герое из другого мира. О тёмном хищнике с двумя хвостами, что приходит по ночам. О раненых людях. О том, что ему, герою, нужна помощь.
Рэй завершил. Сокровенное безмолвие тянулось несколько минут, тело старухи так и не шевельнулось под желтым светом лучины, которая вовсе не истлевала со временем. И карга заговорила:
— Ох, и мертвой водой окропить — плоть и кости срастаются, живой водой окропить — сам мертвец оживает. Кости разгрызет, мясо прожует, нет, нет.
— Что это значит?
— Сивка-бурка, вещая каурка. Вперед бежит — копытцем по облаку стучит. Лиса за лошадку! — усмехнулась она, и присовокупила лихо: — Скакун за добычу! Хороша ль тебе сказка?
Герой с силой втянул воздуха в легкие, что болели от нехватки кислорода, отчаянно стремясь понять значение безумных повестей старухи.
— Слепая! Слепая старуха. Хи-хи, ха-ха. Что она видит? Что понимает? Чего ей желать?
— Ты что-то хочешь взамен? Помоги, расскажи, как справиться со зверем!
— Не зверь. Не бес, не див, не бука! Дитя. Потерявшееся и обездоленное. Найденное и опять оставленное. Дитя Святобора. Как одиноко! Как страдает! Найти б ей дом. Найти бы ей дом…
Рэй от отчаяния сжал кулаки:
— Что это значит? Я не понимаю!
— Хвостом след устилает, долы и горы меж ног пропускает. Из такой старой сказки. Из такой старой! А всё опять, всё по новой. Не уморишь, коль и пожелаешь, ни стрела, ни копье не нагонят. А она-то окропит дождливую землю. Уж ей-то! Кровь не вперво́й на вкус придется. Любимая дочка владыки лесов. Тяжелая ноша. Сколько путей, сколько дорог? Найти б ей дом. Куда ж ей податься? Ко свету ли, ко тьме ли? Куда сам пойдешь?
Рэй молчал, неспособный уловить струны разума в этих запутанных безумием речах. Эх, знал бы он, что эта-то старуха слов на ветер не бросает, и спустя время каждое обретет смысл!
— Она? — спросил Рэй. — Объясни попроще. Что такое дитя Святобора?
— Не смертью! Не бедой беду отгонять. Укроти дух, — проговорила со значением старуха. — Приглуши землю. Изгони с земли.
Руки самовольно бросились за пояс, где с чего-то оказалась свернутая пополам тетрадка, хоть он и вовсе не помнил, что брал ее с собой в чащу. «Наконец-то пригодилась!» Рэй схватил с печи уголек и, напрягая глаза, начал записывать: укроти дух, приглуши землю, прогони зверя.
— Издолга ее путь лежал, но дороги ее не томят. Укроти дух. Но земля ей верна. Приглуши землю. Взъярится тогда, ослабнет, падет! Да не возноси булат. Изгони.