Мужики рассмеялись, кто-то похлопал насупившегося Гомзу по плечу. Тот покачал усами и толкнул скромный банк в виде четырех тусклых монеток в сторону победительницы.
Рэй выдохнул: «Невероятно. Теперь просто уходи!» — сказал он про себя, однако усатый сгреб со стола кости и совершил следующий бросок. Никто и не думал заканчивать, а игра наконец-то пошла с интересом.
Состязание тянулось уже более часа. Хозяин корчмы щедро подносил игрокам пиво, зная, что это лучшее время для продаж. Рыжая играла с переменным успехом, однако под ее рукой всё же скопилась ладошка монет. За столом уже сменились двое игроков, однако Гомза — крепкий усатый муж в синей рубахе-покоснице — не уступил своего места после очередного проигрыша. Всё пристальнее он гляделся наглую девку, каждая победа которой и раздражала, и заводила его.
1, 2, 2, 3, 3, 6 — выбросила Сольвейг — то есть две пары.
1, 2, 2, 5, 5, 3 — у Гомзы тоже две пары.
За столом вновь прошло возбуждение и улюлюканье. Сольвейг потянулась за горстью монет, однако Гомза крепко обхватил ее руку.
— По величине пары, — хрипло проговорил он.
Остальные селяне переглянулись, кто-то неловко почесал бороду, кто-то потупил взгляд.
— Нет такого правила! — дерзко возразила девица. — Пара уже сыграла, значит считать нужно по величине оставшегося битка, — пояснила она, указывая, что шестая ее кость была выше.
Безразмерный кулачище сжимал тонкую руку, от чего девушка даже привстала, а ссора привлекла внимание и других мирян.
— По величине пары, — упрямо выцедил Гомза.
— А давеча-т всё по битку играли, — прозвучал кто-то в толпе, но замолк в ту же секунду, как столкнулся со свирепыми глазами усатого.
Рэй поднялся с лавки, но Сольвейг вдруг согласилась:
— По величине пары, — и толкнула весь выигрыш скотоводу.
На том конфликт можно было и забыть, но лисица на следующем же круге выкинула две высокие пары с малым битком против обратной комбинации.
Сверкнув белыми зубками, она с невинным лицом уточнила, точно ли они играют по правилу о величине пары, а не битка. И если б Рэй не был уверен в обратном, решил бы, что та нарочно провоцирует главного оппонента. Гомза сидел насупившись, сжимал огромные кулаки и шевелил напряженными усами.
— Славно Гомзу обкручивает! — то и дело посмеивался кто-то из зрителей, и такие насмешки, среди прочего, маленькими каплями наполняли и без того невеликую чашу терпения усатого.
Кости без устали показывали различные сочетания точек, заставляя одних игроков разражаться емкой бранью, а других — тоже бранью, но разухабисто-веселой! Рыжеволосая смеялась над мужицкими шутками, что-то отвечала и время от времени строила глазки, собрав подле себя группу болельщиков, которые с лихим возгласом поднимали кружки на всякий раз, как та уделывала не любимого многими здоровяка. Запах кухни, пива и чеснока витал по зале так густо, что залетавшие комары валились замертво.
По улице уже бродила вечерняя мгла, звезды на небе загорались одна за другой. Молодой, аккуратно собранный господин, наслаждаясь чудесной летней ночью, неторопливо шел по дороге в «Яблочную». Сам он проживал у другого корчмаря, который содержал куда более чинный постоялый двор, но «Яблочная» была до известной степени примечательна в здешних краях своим травяным пивом с нотками эстрагона и солодки. И вот этот господин решил, что сегодня он в настроении именно для такого напитка. Он как раз закончил чтение книги об истории князей Храбродарских, и идея прогуляться на ночь глядя пришлась по душе. Вдобавок холопы насудачили, что в «Яблочной» местный увалень Гомза уж третий час играет с какой-то молодухой, которая метает кости с ним на равных. Кости не интересовали молодого господина, дуболом Гомза — тем паче, а вот на ловкую сударыню очень даже стоило поглядеть. Однако уже издали стало понятно: низенькая хата корчмы сегодня полна народом, а столпотворений господин страсть как не любил.
Он вошел в душную, смердящую чесноком и едким потом хату. Покривил носом, оглядывая голытьбу, поискал глазами корчмаря — не нашел. Поглядел на тарелки с тюрей на столах — скривился еще больше и уж решил: «А и черт с этим пивом». Но тут из толпы колокольчиком прозвучал смех. Приятный голосок что-то весело сказал, и холопы взорвались рокочущим хохотом!
Издали виднелись здоровенные плечи в голубой рубахе — местный облом Гомза. Молодой сударь пригляделся еще да тут замер — увидел ее. Сударыня с роскошной карамельно-рыжей шевелюрой сидела, вальяжно закинув ногу на ногу. Босая, что примечательно. Да и одета была как нищенка, но что-то в ее образе выдавало куда более интересное происхождение. «Монашка? — сначала подумал господин, уже и позабыв о давящем запахе чеснока. — Хм, точно не монашка», — с хитрой улыбкой на губах заключил он, заметив довольно широкий воротник, чрез который виднелась ключица и длинная, тонкая шея. Облик сударыни сам собой не бросался в глаза, но слоило задержать взгляд, как отвести его становилось, ох, как непросто.