— У-ух, шнора! Нарочно на пол сбросила! — узорчатая венка на его виске злобно пульсировала.
— Значение-то от этого не меняется.
— Да ничья, бросайте оба заново, чего уж, — примирительно предложил кто-то возле стола, но тут же отлетел вдаль, получив легкий толчок от Гомзы.
— Ёнда! Помеха была, перекидывай! — грозил Гомза, раздувая плечи, а широкий лоб его блистал в свете многочисленных лучин и коптящих салом фитилей.
Сольвейг непреклонно покачала головой, настаивая на ничьей.
— Ух, жухляндра! — рыкнул он, голосом легко пересиливая шум корчмы, венка на виске расцвела розочкой, усы вспучились иголками. Он сжал массивные кулаки, которые весь этот неудачный вечер так и чесались кому-нибудь наподдать. Обозвал Сольвейг рыжей сивухой, что, вообще-то, оксюморон, треснул по столу и одним взмахом оттолкнул его в сторону, так что несколько кругляшей звонко заскакали по полу. Гомза схватил ее за хламиду, сорвав с лавки. Та попыталась вырваться, но скотовод уже поволок ее к выходу из корчмы, приговаривая:
— Всё мне выплатишь, жучка! Я те покажу, каково Гомзу обкручивать!
Кто-то попытался удержать силача, но тот, словно бык, смёл с пути всех. Рэй не стерпел, в два шага подлетел к двоим, повинуясь раскалившемуся адреналином сердцу, рванул Гомзу за плечо и, сам того от себя не ожидая, с хорошего размаху заехал точно по усам!
Удар был очень сильным. Пожалуй, такой даже сразу не повторишь. Но повторять и не пришлось, а последующие события смазались в памяти. На деле было как-то так: сначала геройский кулак уперся в онемевший от алкоголя череп вола, а через миг один крестьянский кулачище вознес героя, почему-то ставшего невесомым, под потолок, а другой так влепился в лицо, что корчма завертелась дикой каруселью — герой, пролетев через залу, врезался в кого-то аж у входных дверей, свалив человека с ног!
Вмиг возле игрального стола понеслась драка, которой некоторые уж битый час дожидались! Кто-то еще пытался остановить громилу, который раздавал тумаки всем подряд, молодые парни пустились отстаивать честь рыжей сударыни, а кто-то под настроение бросился в потасовку, не особо выбирая сторону. Кулачные забавы тут любили даже больше игр.
Мебель затрещала, здесь и там брякнули глухие удары, а дубовая лавка, вознесенная Гомзой, пролетела через обеденную, подчистую разнеся стол другой компании, которая сразу влилась в побоище. Дрались сурово: до выбитых зубов и сломанных костей, но, что примечательно, без настоящей злобы, а наоборот — весело да под задорный разбойничий свист! Кто упал, того более не трогали, лишних увечий не наносили — получил уже человек всё, за чем пришел; на Сольвейг, девушку, тоже никто не замахнулся, хоть она и оказалась в эпицентре.
Крики, отборная ругань, кровь, стук и бряк бесновались в корчме, пока наконец не громыхнуло:
— Мол-чать! — и тяжелая булава сотрясла стену так, что изба всколыхнулась.
Струйки песка опять свесились с потолка. Корчмарь дышал со злостью вырвал пудовую палицу из стены, оставив на бревне зияющую вмятину, закинул палицу на плечо и угрожающе приблизился к столу. Задиры замерли как вкопанные.
— Песьи отребья! Опять бардак у меня завели?! — заорал он, потряхивая оружием, да так борзо и убедительно, что никто не осмелился возразить.
Позади Рэя, который только-только возвращался в реальность, прозвучал шутливый бархатистый голос:
— Вот ведь это я не вовремя зашел. Ты как, лапоть, живой? — добродушно спросил тот, кого Рэй снес своим полетом.
Этот молодой сударь поднялся на ноги и манерно оправил дорогие одежды, которым, кстати говоря, было явно не место в такой корчме.
— Ну, судари родные, вижу, веселимся? — беззастенчиво окликнул он присутствующих.
— Дурьё лапотье! — рыкнул корчмарь, объясняя господину. — Опять из-за костей бардак у меня завели. Ух, спорынья на колосе! — всё потрясал он булавой, грозя бедокурам.
Рэй издал удивленный вздох, фокусируя размытое ударом зрение и вытаскивая из глубины сознания странно знакомое лицо этого прилично одетого человека. Легкие, почти женские черты лица, тонкая полоска губ, острые скулы и длинные до плеч, каштановые волосы в каре. Этот улыбнулся как-то мимоходом, но быстро вернул взгляд красивых, зеленоватых глаз на героя.
— Ого, это же… — обдумав секунду, удивленно спросил он, — это ты, да?!
— Амадей! — вернув дыхание, произнес Рэй.
Перед ним стоял сударь среднего роста в изящном коричневом кафтане длиной до колен и с несуразно длинными рукавами с прорезями, чрез которые были продеты руки. Лоб опоясывал черный ободок с народным золотым узором. Амадей! Тот самый герой, в довесок к которому, со слов Светлобая, принесло в Правую Башню Рэя. Герой, которого отправили буквально за час до того, как Рэй начал свое короткое и бесславное приключение.