Офицер внимательно разглядывал городскую окраину. Он не мог не заметить позиции советских солдат – те особо и не прятались. По дороге вдоль застывшей бронетехники забегали люди. На опушке показалась минометная батарея. Пехотинцы покидали машины, разбегались по полю…
Минометный обстрел начался внезапно. Фашисты вели огонь по площадям. Предварительную разведку они не проводили. Самоуверенности еще хватало – даже в столь непростые для вермахта времена.
Мины разорвались у истоков городских улиц, повредили водонапорную станцию. Бойцы прижались к земле. Кто-то спрятался под металлическими щитами. Взрывы разбрасывали мерзлую землю.
Передали по цепочке: «Огонь не открывать, ждать!»
Обстрел продолжался несколько минут. Осколки срезали ветки с деревьев, повалили опору электропередачи. Загорелся дощатый сарай, к нему тут же стали подползать бойцы, оказавшиеся поблизости, – погреться. Пробежали санитары – забрать раненого.
Танки возобновили движение. Несколько машин сползли в кювет, снова выбрались на дорогу, обойдя головной танк. Командир не рвался в бой на белом коне. Башенные орудия вели непрерывный огонь. Пехотинцы рассыпались цепью, двигались вдоль дороги с карабинами наперевес. Маскировочное облачение у пехоты отсутствовало, шли в темных шинелях. Махали руками взводные командиры, призывали солдат растянуться. До наших позиций оставалось метров пятьсот. Окопы молчали. Санитары протащили окровавленного бойца – парнишка жалобно выл и звал маму.
Под гусеницей танка сработал заложенный фугас. Мощность взрывного устройства была неслабой. Тяжелая машина вздрогнула, ее окутал едкий черный дым. Отвалилась гусеница, танк завертелся, встал поперек дороги. Залегли пехотинцы, бежавшие рядом. Распахнулся люк, выпрыгнули двое. Остальные не успели – из нутра танка повалил густой дым, вырвалось пламя.
Остальные машины стали уходить с дороги, развернулись в поле. Башенные орудия не прекращали огонь. Пехота пряталась за танками, невзирая на смрадные ароматы. Позиции красноармейцев заволокла прогорклая завеса. До атакующей шеренги оставалось метров четыреста. Рычали танки, переваливались через ухабы. Подошли грузовики, из них посыпались солдаты, стали разворачиваться в цепь.
– Огонь! – прокричали командиры.
Загрохотали пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы. Автоматы «ППШ» пока молчали – не та дистанция. Атакующая пехота перешла на бег, солдаты обгоняли танки. Снова заработала минометная батарея. Мины падали с душераздирающим воем, рвали землю и человеческие тела.
С первых же минут батальон Мошляка понес потери. Пулеметчики гибли, едва успев открыть огонь. Их замещали другие, спешили отработать боезапас, пока чего не случилось… В снегу чернели мертвые тела в шинелях мышиного цвета. Полз раненый, разевая черный рот. Обе стороны теряли людей. Но бойцы не бросали позиций, и немцы не собирались отступать. Они рвались в бой. Впрочем, уже не шли в полный рост, двигались перебежками, часто залегали.
Ускорились танки. Захлопали ПТРы. Еще одна гусеница отлетела – танк задымился, стал двигаться, как покалеченный танцор, но все равно на месте не стоял. Трещал танковый пулемет. Вторая пуля крупного калибра попала между башней и станиной, машина задымилась, встала.
Но атака набирала обороты, из леса выползали все новые машины, подходила пехота. Это было жутковато. Немцы рвались в город, не считаясь с потерями. Развевались полы солдатских шинелей. Триста метров до противника, вот уже меньше двухсот… Один из танков вернулся на дорогу, проехал метров семьдесят и был благополучно подбит из противотанкового ружья. Члены экипажа в черных комбинезонах скользнули по броне, кувыркнулись в кювет.
Немцы атаковали обе улицы – Ленина и Островского. Несколько красноармейцев оставили позиции, побежали в тыл. Двоих растерзали осколки взорвавшейся рядом мины, остальные попадали в снег.
– Куда?! – орал молодой взводный в заломленной на затылок ушанке. – Держаться, ни шагу назад!
Его убили через минуту, но основная масса бойцов все-таки осталась в окопах. Прекратился минометный обстрел, немцы боялись задеть своих. Волчья стая приближалась, солдаты перешли на бег. Раненый красноармеец, оставляя за собой кровавую дорожку, полз к пулемету. Расчет погиб, пулемет валялся на боку, из него, словно глиста, струилась отстрелянная лента. Но в жестяной коробке еще что-то оставалось. Боец взгромоздился на колени, рывком перевернул пулемет – и открыл огонь в тот момент, когда немецкая пехота была уже рядом. Солдаты бежали с примкнутыми к карабинам штыками, дружно орали.