- Беда! - сказал отец Александр. - Конных наехало с дюжину, да тринадцатый - сам пан Сбыслав Чарнецкий. Вашу милость шукают.
Ванда тихонько ахнула и прикусила губку.
- Вот и добре, - усмехнулся Микалай. - А то, разве это веселье без гостей благородных? Чай, у тебя, отче Александре, есть, што на стол выставить? Пойдём, встретим славного пана Чарнецкого. Может, добром разойдёмся, а может, моя секира подсечёт крылья его орлу, - недобро пошутил он, намекая на свой герб, да на герб своего соперника - Орлец.
Пан Немирович с молодой женой и отец Александр спустились с крыльца. Микалай величаво улыбался - точно и в самом деле встречал званых гостей, прибывших на пир, где стучат кружки, а не сабли, где льются пиво да мёд, а не кровь, где звучат учтивые хвалы хозяевам, а не стоны и проклятья. Отчаянно и дерзко смотрела пани Ванда Немирович, побледневшая лишь саму малость. Хмуро и решительно смотрел перед собой отец Александр.
Во дворе было тесно от конных, окруживших крыльцо полукольцом. Люди пана Чарнецкого восседали на громадных чубарых дрыкгантах, сами - все, как на подбор, крепко сбитые, в добротных футрах, крытых чёрным сукном, в щегольски заломленных шапках, отороченных бобровым да волчьим мехом, при саблях и пистолях. Все они смотрели на пана Немировича нагло и с вызовом, однако молчали.
Вперёд выехал пан Сбыслав Чарнецкий. Несколько мгновений соперники рассматривали друг друга, словно пытаясь угадать слабину.
- Доброго утра пану Микалаю! - пан Чарнецкий, не покидая седла, истово поклонился, и только что шапку не снял.
- И тебе поздорову, пан Сбыслав! - как ни в чём не бывало, ответил Немирович. - Гора с горой не сходится, а человек с человеком завсегда встретятся!
- Верно молвишь. - Чарнецкий приосанился и подкрутил усы. - А я, пан, заехал разузнать, добро ли ты изволил почивать, чужую невесту, честную шляхтенку, кгвалтом похитивши! Да утек, только свет не без добрых людей, подсказали, где тебя шукать, да панну Ванду.
- Это ложь! - крикнула Ванда. Немирович приподнял левую ладонь. Ванда, рванувшаяся было к Чарнецкому, остановилась.
- Прошу прощения пана, не совсем разумею, што пан изволит молвить, - церемонно, так что издёвка почти и не была слышна, ответил Микалай. - Пани Ванда - пред Богом и людьми моя законная жена. О том отца Александра спрошай, если шляхетскому слову моему не веришь.
Воцарилось молчание - только снег похрустывал под копытами коней, переступавших с ноги на ногу, да ещё слышалось фырканье и звяканье сбруи. Пахолки Чарнецкого, ошеломлённые неожиданным поворотом не меньше своего пана, только что рты не пораскрывали в изумлении. Сам же Чарнецкий, услыхав эту весть, как-то резко осел и погрузнел, отчего, и так не бывший юношески-стройным, да ещё и в зимнем убранстве, он и вовсе стал похож на жёлудь.
- Ласково просим пана до нашего стола! - сказала с улыбкой Ванда. - Правда, палац наш ныне небогат и стол скуден, уж не прогневайся, пан Сбыслав, но чести шляхетской в том урону нет...
Чарнецкий издал горлом непередаваемый звук и проворно спрыгнул с седла.
- Со мной... шутить вздумали?!. - рявкнул он. - Лжёшь ты, пан Микалай! - с усмешкой сказал он. - Не быть ей твоей женой, а быть ей твоей вдовой! Это я сказал, Сбыслав Чарнецкий! - Он лихо соскочил на снег. - Подержи! - Это относилось к ближайшему пахолку, который тотчас спешился и схватил уздечку панова дрыкганта.
Чарнецкий выступил на несколько шагов вперёд. Молниеносным движением он выхватил саблю. Венгерка холодно блеснула под солнцем. В следующее мгновение саблю выхватил и Микалай. Пахолки Чарнецкого, все, кроме одного, остававшиеся в седлах, заставили коней податься назад, освобождая поле для двубоя.
Отец Александр, дотоле молчавший, бросился к поединщикам.
- Што творите, окаянные? - закричал он. - Не дам на своём дворе забойство чинить!
- Уйди, отче! - внушительно сказал один из спутников пана Чарнецкого, немолодой вояка сабельным рубцом через всё лицо и вытекшим левым глазом. - Уйди по-доброму, а то под руки утащим.
Отец Александр развернулся к нему.
- Што? Еретик поганый, на христианского пастыря руку поднимешь? - Глаза священника сверкали нешуточным гневом, и видно было, что прежде гнева Господня пахолкам Чарнецкого, если они захотят оттащить строптивого попа, придётся испытать гнев и силу отца Александра.
- Отче! - прозвенел от крыльца голосок пани Ванды. - Прошу тебя, отойди!
- Дитя моё... - заговорил священник... но неожиданно послушался Ванды и отошёл к крыльцу.
Рыцари сбросили на снег футры и стали неторопливо сходиться. Чарнецкий держал саблю в поднятой кверху руке, вдоль земли, обратя остриё к небу. Немирович, напротив, опустил клинок к земле, как будто не осознавал опасности. Эта беспечность была кажущейся. Едва Сбыслав Чарнецкий, выждав подходящее время, ударил наискось - так, что у неумелого противника отлетела бы прочь голова - Микалай отвёл саблю врага и, описав клинком красивую дугу, ударил в свой черёд. Но пан Чарнецкий был опытный рубака и успел поставить свою саблю накрест.