— Слушаю?
— Егорыч, здоров. Это старлей Алексеев, узнал? Нужна твоя помощь, причем вот прямо сейчас. «Воздух».
Телефонная трубка издала непередаваемый звук, нечто среднее между сдавленным кашлем и глухим бульканьем:
— Степа, ты?! Живой?! Твою ж мать! Я ж ведь с твоим батей неделю назад пузырь за упокой раздавил…
— Егорыч, оставить лирику! Сможешь меня забрать на тачке, причем, как можно скорее? У меня ни документов, ни нормальной одежды. Только я понятия не имею, где нахожусь. Хотя, сейчас, погоди секунду, есть вариант. Но сперва на один вопрос ответь — день Победы мы когда празднуем?
— Че…чего?!
— Просто ответь. Потом все объясню.
— Девятого мая, когда ж еще? Степа, ты там, часом, башкой не ударялся?
— Да не важно. Только ты не до конца ответил: девятого мая какого года мы Берлин взяли?
— Сорок пятого, — коротко бросил поисковик, видимо, решив больше уже ничему не удивляться.
— Отлично! Передаю трубу, слушай, как нас отыскать.
Жестом подозвав Машу, морпех протянул ей телефон:
— Сможете объяснить нашему командиру, куда за нами подъехать? А то мы, как уже говорил, люди неместные, документы украли, да и пить так хочется, что переночевать негде. Спасибо огромное, век не забуду!
— Без проблем, — вполне по-доброму улыбнулась девушка, прижимая трубку к розовому ушку с бирюзовой капелькой недорогой сережки. — Здравствуйте, меня Марией зовут…
— Ну, вот и все, идите до перекрестка, тут недалеко, всего с полкилометра, и ждите у заправки, там вас и подберут.
И, секунду поколебавшись, добавила, внезапно перейдя на «ты»:
— А звать-то тебя как, попаданец?
— Степаном, — автоматически ответил тот, ощутив, как отчего-то полыхнули жаром щеки. Или просто солнцем напекло — там, на плацдарме, было куда как прохладнее. — Степан Алексеев, старший лейтенант морской пехоты.
— Вот и познакомились. Ну, что ж, прощай, старший лейтенант Степан Алексеев, больше не теряйся в незнакомых местах! Поки-поки! Пошли, Таньк, чего застыла!
— А у меня даже имени не спросили, — с непонятным выражением пробормотал Шохин, глядя вслед уходящим пляжницам. — Кстати, тут кто-то, помнится, предлагал молчать и ни во что не вмешиваться?
— Да иди ты, Серега… ну, ладно, ладно, ты меня сделал, как салагу! Был категорически не прав, ошибся, не просчитал ситуацию, виноват, готов понести — и все такое прочее. Достаточно?
— Вполне, — самодовольно ухмыльнулся контрразведчик, вытирая налипший на ступню песок о штанину. — Потопали искать этот самый перекресток. И кстати, насчет реконструкторов и местной телефонной связи ты мне все самым подробнейшим образом объяснишь.
— Объясню, понятное дело, — кисло согласился Алексеев, с тяжелым вздохом прикинув, сколько всего ему придется объяснять в самое ближайшее время. — Слушай, но как у тебя получилось-то?!
— Так в моей работе самое главное — к каждому свой подход отыскать, без этого никак. Азы, так сказать. Твой не сработал, вот я и попробовал иначе. Ладно, пошли… салага…
Глава 2
БУДУЩЕЕ. ПЕРВЫЕ ШАГИ
Новороссийск, наши дни
Виктор Егорович появился минут через сорок, когда охранник местной заправки уже начал подозрительно коситься на двоих устроившихся в тенечке мужиков в непонятной одежде. Подходить, правда, не стал, поскольку на бомжей или наркоманов они не походили, да и вели себя прилично, о чем-то негромко разговаривая. Пока дожидались командира поискового отряда, Степан успел вкратце ввести товарища в курс дела касательно военных реконструкторов и местной мобильной связи.
Первое контрразведчика заинтересовало не особо — что называется, просто принял к сведению, раздраженно пожав плечами:
— Баловство, да и только! Коль так уж хочется с оружием да в военной форме побегать, так и оставались бы на сверхсрочную, или в офицерское училище поступали. А этих, которые в фашистов переодеваются, я вообще не понимаю: это ж как можно добровольно на себя ихнюю форму напялить, особенно, эсэсовскую?! Они ж их собственных предков четыре года убивали, деревни со всем населением жгли, города в щебень бомбами разносили! Про концлагеря я и вовсе молчу. Прости, старшой, это как-то выше моего понимания.
— А как же киноактеры? Им ведь тоже приходится в немцев переодеваться? Или, допустим, в белогвардейцев?
— Ты хрен с пальцем не путай! — зло отрезал Шохин. — Кино — это одно, а все, про что ты мне сейчас порассказал, совершенно другое! Актеры роль отыграют, форму мерзкую скинут, да и забудут. Сегодня немцем был, а завтра, коль режиссер так решит, красноармейцем стал. А эти… они ж ведь по собственной воле, по желанию своему за врага выступают! И не спорь, без того на душе противно!