Одежду, впрочем, оставили.
Как и бронежилеты, в которых они, видимо, не опознали важной детали воинского снаряжения. А зря.
Должен вам сказать, что когда мое практически бездыханное тело раздевали грубые мужики (эту работу почему-то поручили именно им, а вовсе даже не симпатичным гуриям в шелковых штанишках!), я кипел возмущением и испытывал острое желание пробить с ноги.
Мне хотелось орать и брыкаться! Кому же понравится, что тебя раздевают? Но, увы, орать и брыкаться у меня не получалось…
Минуло несколько часов, которые я провел, неотрывно глядя на большой серый камень в стене перед моим носом. Этот камень, его бороздки, поры и рельеф, его прохладную шероховатость я не забуду до конца своей жизни, так хорошо я его изучил…
Затем я услышал, как с протяжным скрипом отворилась дверь нашего узилища.
Два дюжих стражника взяли меня как труп, за руки и за ноги, и куда-то понесли.
Судя по доносящимся до слуха репликам, дядю Вову тащили следом…
Перед входом во внутренний двор, где как раз вкушал ужин наместник Бин Назим, нас поджидал тот же зловещий мужик в балахоне, с которым мы уже имели дело возле лавки торговца.
Мужик был настроен по-деловому: он промычал какую-то абракадабру и снова превратил в дым пару псевдопинг-понговых шариков. Только на этот раз дым был не оранжевый, а фиолетовый.
В ноздри ударил резкий запах полыни, и я снова громко чихнул. В голове у меня на секунду помутилось – как будто неодолимое головокружение вдруг нахлынуло, так бывает с перепоя. А когда прояснилось, я обнаружил, что могу не только шевелиться, но и встать на ноги!
О чудо!
Так сильно я не радовался, возможно, вообще никогда в жизни! Это был, товарищи, экстаз! Я снова мог ходить! Прыгать! Нагибаться! Принюхиваться и хмуриться!
Но кто такого не испытал, вряд ли поймет, что за экстаз я имею в виду…
– Так откуда вы все-таки прибыли, чужеземцы? – спросил нас с дядей Вовой Бин Назим, закидывая в рот нефритово-зеленую виноградину.
Наместник имел располагающую внешность: аккуратно подстриженная черная бородка на достаточно интеллигентном и, я бы сказал, «сложном» лице много добившегося плута, плавные движения, мягкая, вкрадчивая речь, лишенная даже намека на какой-либо грубый наезд, орехово-карие глаза под густыми бровями.
На наместнике были белые одеяния с чем-то вроде черного кухонного передника. На этом переднике серебром была вышита эмблема: три дерева и два сокола над ними.
«Это что-то очень крутое», – догадался я.
– Россия, понимаете? Рос-сий-ска-я Фе-де-ра-ци-я! – зачем-то по слогам произнес я, хотя, конечно, понимал, что это без толку. – Я лично из города Севастополя. А старшина Незванов – так он вообще из Калуги. Но сейчас тоже из Севаса…
При упоминании родного города дядя Вова оживленно закивал.
– Мы друзья всех арабов! Друзья мусульман! Враги Америки! – решил помочь мне старшина, на минуту оторвавшись от поджаристого бараньего бока.
– Америки? А где это? – спросил Бин Назим с довольно неподдельным недоумением.
Вот тут, друзья, я удивился сильнее всего. Даже сильнее, чем когда впервые увидел василиска.
А всё почему?
Потому что привык, что в любой глуши, куда бы меня ни заносило, всегда продается «Кока-кола» и батончики «Марс», все охотно принимают баксы и про Америку уж точно слышали.
Вот те же арабы, например. Вроде бы и враги Америки, да. Но любой араб с удовольствием наврет тебе, что у него в Нью-Йорке живет двоюродный брат, что брат этот владеет рестораном и живет как шейх.
Слово «араб», кстати, тоже оказалось незнакомым, но то были уже сущие мелочи.
– Америка – это большая страна на западе, – ответил я, раз уж он спросил, хотя уже чувствовал, что коммуникация зашла в тупик.
Я твердо решил, что раз непонятно, как обернется жизнь, значит, нужно болтать поменьше, а кушать – побольше. Ах да, я забыл сказать, что Бин Назим был столь любезен, что, не чванясь, пригласил нас за свой стол, который, надо сказать, ломился яствами. В центре, среди овощей, возлежал жареный барашек, поодаль сногсшибательно пахла чечевица, томленная в масле, на красивом чеканном блюде громоздились спелые фрукты – как знакомые мне, так и совсем незнакомые. Вместо привычного нам темного хлеба полагались вездесущие на Востоке тонкие лепешки. Никогда мне не запомнить, как они называются! А вот их божественного вкуса мне, напротив, никогда не забыть…
Пока я лопал чечевицу, накладывая ее большой деревянной ложкой на восьмую по счету лепешку, Бин Назим продолжал расспросы, полностью игнорируя еду. Сытый-то небось был.
– Ну хорошо. Я понял, что вы прибыли из таких дальних далей, о которых наши корабелы и не слыхивали. Что ж, это возбуждает мою любознательность! И еще, как мне сообщили, вам не чужды ратные искусства… Правильно?