— Вы видели змей? — спрашивал другой правитель.
— Да, — Сирух невольно морщился. — С высоты мы видели змей, и в них-то и было все дело. Я просил Морратиоа остановить их.
Хуртан на этом моменте всегда хотел что-то добавить, но одергивал себя и говорил елейным голосом:
— И Морратиоа остановил их.
На этом рассказ оканчивался. Никто, кроме Сируха и Хуртана, не знал, что он далеко не полон. А еще, сказать по правде, Хуртан знал больше Сируха и не хотел, чтобы он об этом догадался. Хуртан едва не проболтался по пробуждении, но, к счастью, Сирух этого не заметил и никаких вопросов о случайно оброненной фразе ему не задавал.
Дружба — это всегда обман и сокрытие. Пусть мелочное, пусть с благой целью, но таковое найдется в любых дружеских узах.
Однако с каждым годом Хуртан нервничал все больше, потому что в поведении Сируха стали появляться странности. Он мог часами бродить вокруг селения, погруженный в задумчивость, а потом вдруг бросался на землю и начинал с криками разрывать песок. Он кричал «я найду, найду!» Каждый раз это было одно и то же место. То, где они впервые проснулись и обнаружили около себя людей, одетых в одинаковые полотняные хламиды. То, где они очнулись от дикого сновидения, в котором им явился Морратиоа.
Хуртан и Сирух мыслили не так, как другие жители селения. Правители с выколотыми глазами казались им дикостью, замкнутый образ жизни, отрицающий возможность дружбы и любви — абсурдом. В их головах были заложены совершенно другие устои. Когда правители собирались на заседание и думали о том, как бы изолировать себя от народа, о котором они должны были заботиться, Хуртан и Сирух вспоминали зрячих правителей, ведущих опросы среди населения и которые хоть и закрывали глаза на большинство проблем, кое-какие все-таки решали. Когда на общем собрании под председательством тех же правителей, опирающихся только на логические рассуждения и не видящих реальности, решалось, кого за кого выдать замуж и кого на ком женить, Хуртан и Сирух думали о том, что где-то далеко-далеко отсюда люди влюбляются и только потом создают семью.
— С другой стороны, там семьи распадаются, — сказал однажды Сирух. — Помнишь? Люди бьют и убивают друг друга. Бросают детей. А все потому, что сделали неправильный выбор и вольны его исправить. Хотя на самом деле не вольны. Человек должен нести ответственность за свои поступки.
— Что-то в этом есть, — согласился Хуртан. — За все время, что мы здесь, ничего такого не случилось, потому что все подвластно закону, и если ты его нарушишь — это все знают — тебе вырвут глаза и язык, привяжут к столбу, обольют медом и оставят стоять, пока не умрешь от жажды или пока мухи не съедят тебя.
— Да. Свобода губит. Смотри на этих людей — они привязаны к этой низине Морратиоа и не могут уйти отсюда. У них нет свободы передвижения. А тогда все погибли именно потому, что у них была свобода поехать куда угодно…
Сирух помолчал и вдруг с воем бросился на песок. Хуртан пытался удержать его, но безрезультатно. Сирух кричал несвязные слова и разрывал песок руками. Потом упал на него и разрыдался.
— Что с тобой творится! — разозлился Хуртан.
— Я думаю о поездах! Я не могу перестать думать о них! Они должны быть здесь. Здесь! — Сирух в сердцах ударил по песку кулаком.
Хуртан похолодел. Впервые он подумал о том, что Сирух тоже помнит много больше, чем говорит селению.
— Ведь ты же помнишь, — Сирух вскинул на него взгляд воспаленных глаз. Было понятно, что он не спал не одну ночь. — Помнишь, что это были не змеи, а поезда. Когда мы летели по небу… Нет, это какой-то дикий сон, — он сжал голову руками.
— Что — дикий сон? — губы Хуртана сами собой изогнулись в улыбке. — Тогда или сейчас?
— И тогда, и сейчас. Но то, что происходит сейчас, мы понимаем… Мы находимся в ужасном селении, которое поклоняется духу Морратиоа, и они считают нас отмеченными его милостью. Но что было до этого? Как мы сюда попали?
— Возможно, мы не попадали сюда, — ощерился Хуртан. — Просто в детстве нас слишком сильно ударили по голове, и нам привиделись эти, как ты говоришь, поезда. А на самом деле мы всегда жили здесь. Все остальное — сон.
Сирух некоторое время молчал, погружая пальцы в песок и продолжая разрывать яму. Через несколько минут он тихо, но твердо проговорил:
— Нет. Нет. Я точно знаю, что раньше мы жили в другом месте и другой жизнью. Я знаю это. Знаю.
— Но тогда должны быть доказательства, — бросил Хуртан свой последний козырь.
— Да.
— Может, на этот раз Морратиоа поможет тебе, а не мне.
Эта ядовитая фраза сама собой сорвалась с губ Хуртана, но едва он ее произнес, как пальцы Сируха больно во что-то уперлись, и смысл фразы не долетел до него, оставшись парить в воздухе между ними.