— Я отвезу тебя в твой лагерь.
— Значит, ты не покупаешь меня за мешок моего же собственного зерна?
Его ноздри расширились.
— Тебе больше не придётся меня видеть. Знаю, эта новость тебя порадует. Я уезжаю вместе со своими. Клан всё ещё во мне нуждается.
Я смотрела на него, чувствуя, как в душу прокрадывается новая боль. Хотелось что-то сказать, но я лишь открывала рот, как рыба.
— Ты уезжаешь, — наконец повторила я.
— Не верю, что всюду вот так, — вздохнул он. — Это не жизнь. Где-то должно существовать лучшее место. Место, где дети из моего клана смогут расти иначе, чем я. — Он стиснул зубы, в голосе появилась резкость: — Место, где можно влюбиться в кого угодно без страха, что тебя застыдят.
Джафир схватил поводья и махнул мне, чтобы я забиралась на лошадь.
Мной владело только одно желание — вернуться к своим, но я заколебалась. Его последние слова упали на благодатную почву, что-то во мне затронув. Джафир снова взмахнул рукой, уже с нетерпением, и я поставила ногу в стремя. Он сел сзади и потянулся к поводьям, как и множество раз в прошлом, но прижатые к мои бокам руки были напряжены, словно не желая ко мне прикасаться. Мы с ним ехали в неловком молчании. Я думала о зерне, на которое он меня выменял. Моё же зерно! Не его. Я имела полное право сердиться. Я ничего не была ему должна.
Но он не предавал меня.
По крайней мере, всё произошло совсем не так, как я представляла. Быстро же я поверила худшему. А он рискнул собой, чтобы вызволить меня из лап Харрика.
Джафир уезжает. Сегодня.
— По ту сторону гор полно опасностей, — напомнила я.
— Здесь тоже, — парировал он.
Я откинулась ему на грудь, навязав контакт. Джафир прокашлялся:
— Пиерс порой рассказывал об океане, который видел за горами ещё мальчишкой.
— Наверное, ему столько же лет, как Аме, если он это помнит.
— В его памяти сохранилось немногое. Только синева. Будем искать её.
Синева. Возможно, океана больше не существует. Дурацкие они затеяли поиски.
Впрочем, мои собственные грёзы подпитываются воспоминаниями Амы.
«Такие сады и правда бывают, Ама?»
«Да, дитя моё, где-то они остались. Однажды ты их найдёшь».
Где-то. Я отвела назад упавшие на лицо волосы и глянула на голый, продуваемый ветрами пейзаж впереди. Нет, мне никогда не найти свои сады, а Джафиру — его синеву. Он и его клан никогда не достигнут океана. Попросту сгинут на пути к нему. Причём скоро. Это слово разъедало изнутри. Я чувствовала это столь же явственно, как грудь Джафира за спиной.
— Джафир…
— Что? — Тон был резким, как будто у него больше нет сил на споры со мной.
«У нас нет будущего, Морриган. Нет, и никогда не будет». Я покачала головой:
— Ничего.
Когда-то я верила, что мы найдём способ быть вместе, но теперь это казалось таким же невозможным, как сады Амы.
Глава двадцатая
Мы увидели пыль одновременно. Сначала было просто облако за холмом, затем оно превратилось в нечто иное. В караван. В лошадей, гружённых мешками. Словно целый городок снялся с места — впрочем, я уже знала число людей. Джафир сообщил. Двадцать семь, восемь из них дети.
От основной массы — дикой бури копыт, мускулов и безумия — отделились семеро. Джафир, натянув поводья, выругался.
Люди из его клана подъехали к нам.
— Слезай, — приказал один.
Это был Фергюс, отец Джафира: он шепнул его имя. Я соскользнула с седла, Джафир — следом.
— Держись за моей спиной, — велел он.
Но его сородичи, как стая опытных волков, взяли нас в кольцо. Моё сердце испуганно колотилось о рёбра.
Без предупреждения Фергюс рванул вперёд и мощным ударом кулака сбил Джафира с ног. Тот отлетел на руки двум мужчинам, изо рта потекла кровь.
Я с криком бросилась к нему, но Стефан отдёрнул меня за руку.
— Где моё зерно? — с искажённым яростью лицом заорал Фергюс.
— Я отдал его Харрику. Твоего зерна больше нет. Фергюс вытаращился на меня:
— За неё? — недоверчиво рявкнул он. — Ты отдал зерно вот за эту?.. Джафир утёр губы ладонью.
— Мы с Харриком заключили сделку. Тебе придётся её уважать. Отпусти девушку, иначе бросишь ему вызов.
Фергюс побагровел от гнева:
— Уважать? — Он рассмеялся и приблизил своё лицо вплотную к моему, обдав меня кислым дыханием. Его глаза недобро сузились и напоминали два пёрышка чёрной травы.