— Губерт!
— Что?
— Зачем ты раздеваешься, когда тренируешься? Неужто надеешься, что я тоже стану тренироваться в подобном виде?
Юноша покраснел: тут она его раскусила. Но, конечно же, не позволил, чтобы последнее слово оставалось за ней:
— А ты бы смогла для меня такое сделать…?
— Лучше сделай кое–что для меня.
— Что?
— Оденься.
— Я хочу иметь относительно чистую рубаху. А ведь тренируюсь до седьмого пота.
— Тогда сейчас у тебя пошел уже восьмой. Ведь я всегда могу очистить тебе одежду.
— И не жалко магии?
— Не бойся, хватит. Опять же, сейчас нам с ней нечего прятаться. Вот только потом, когда мы приблизимся к Морриган, я уже не стану колдовать, чтобы она нас не обнаружила.
— А что, она на такое способна? И, собственно говоря, как ты хочешь с этим справиться? Убьешь ее молнией? Раскроешь землю у нее под ногами? Мне можно будет поглядеть?
Рыцарь старательно вложил меч в ножны и стянул латные перчатки. Затем присел рядом с Алей.
— Ну… кто это тебе таких глупостей наговорил? Все это не так. Нет никакой необходимости делать дырки в земле, молниями греметь, тем более, что молния летит туда, куда сама желает, и довольно часто в того, кто ее вызывает. Просто я подойду поближе и испорчу ей магию. Нет никаких причин убивать ее саму. Это, естественно, с точки зрения волшебниц. Честность заставляет просто лишить возможности доставлять неприятности — ну а если у кого к ней имеются особые претензии, такой сможет искать справедливости лично, она станет точно такой же бабой, как и все в округе.
— Ты столько рассказываешь о различиях между тобой и другими людьми, что я почти что поверил в это. Так что? Неужто все различия торчат в башках у твоих соседей? Как там с этой магией?
— Магия — это никакие не чары, ей можно научиться. Тренировки с самого детства развивают возможности, которыми обладает каждый. Опять же, любой может их утратить. Имеется такое заклинание, которое блокирует магическую ауру человека, просто обрезает способности к ее использованию.
— Это как кисть руки?
— Где–то так.
По выражению на лице Аля заметила, что сравнение Губерту не понравилось.
— Новую ауру человек создать не может, а на собственную влияние теряет. Но если он не может разумно пользоваться подобного рода возможностями, то лучше уж их и не иметь.
У Губерта на лице рисовалось такое разочарование, что Аля даже рассмеялась.
— Только и всего? А люди рассказывают чудеса о поединках чернокнижников. Летающие горы, превращения в драконов…
— Знаешь, почему практически нет чародеев–мужчин? Потому что они начинают с таких вот замыслов, а когда один или другой на пробу превратится в медведя, то про то, как будет расколдоваться, уже не думает, а только мед ищет. И остается мишкой уже до конца своих дней. Животные колдовать не умеют. Уж если превратишься в зверя, то это уже навечно. А я слыхала про одного типа, который превратился в крокодила, чучело которого он когда–то видел в королевском бестиариуме.
— И что? — Губерт не знал, ни что такое крокодил, ни что такое бестиариум, но решил в этом не признаваться.
— Позабыл, чудак, что у нас для крокодилов холодно, простудился и умер. Всегда необходимо думать о мелочах — ну а разве тип, который не может после себя хорошенько убрать, откроет такие сложности? Уж вместо чар таким было бы лучше рассказывать сказки… Волшебники часто гибнут в дурацких случайностях — а все из–за того, что их мечтания превышают подготовку. Потому–то в этой профессии выживает гораздо больше женщин.
Рыцарь, с задумчивым выражением на лице, почесывал голову. После чего, поглядев на то, что вычесал, решил, что самое время вымыть волосы. Но, вместо того, чтобы поделиться этим своим наблюдением, он заявил:
— Лично я предпочитаю меч. Он, во всяком случае, конкретен и прост в обслуживании.
— Хорошо, что ты напомнил. Еще с прошлого года хотела тебя спросить, как ты это делал, что стражники моей госпожи учительницы не могли тебя достать, а ведь выглядели они крупнее и сильнее тебя.
— Мал золотник, да дорог, — усмехнулся Губерт, Алисия даже фыркнула от смеха. Юноша в любой толпе был выше всех на голову; если не таскал всех этих железяк, то вообще был похож на мачту с рыжим флагом. За этот год он раздался в плечах, но все равно годился на роль тычки для хмеля. И до сих пор выглядел он чуть подросшим пацаном — неприятная неожиданность для его противников. Парень продолжил:
— А если серьезно, то они были всего лишь бандой толстяков для виду, но никак не для битвы. Они все время ожидали, что я сделаю, позволяли мне атаковать, а только лишь потом пробовали защищаться. Я же этим пользуюсь и просто атакую сам. Тех, кого ударил, оставляю ребятам за спиной и лечу дальше. А если даже ребят сзади и нет, то за мной редко кто гонится. Мастер Якуб учил, что следует идти прямо и атаковать. Не ждать удара, но уворачиваться. Опять же, удар в одну сторону может быть замахом для удара в сторону противоположную — фальшивым острием.