— Извини, не поняла?
— Вторым, обратным — как тебе хочется. У меча есть два острия. И четыре конца. Ударить можно крестовиной, головкой, острием, кончиком — чем хочешь и в каком хочешь направлении. Люблю я меч. Жаль только, что он такой короткий.
Губерт похлопал по рукояти.
— Ну, не смейся, я видела людей короче твоего меча.
— Все равно, у каждого пехотинца копье длиннее.
После этого замечания Губерт посчитал, что уже высох, так что натянул рубаху. И спросил о том, что с какого–то времени портило все это прогулочное настроение:
— Чтобы отобрать у нее магию, тебе следует подойти к ней близко. Как ты хочешь это сделать? И вообще, как ты собираешься найти ее и распознать?
— Расспросим твоих знакомых горцев про направление; они же наверняка проверили, откуда к ним эта напасть пришла. А там посмотрим. Если я не применю магию в пути, Морриган не должна распознать во мне чаровницу до тех пор, пока я не стану перед ней. А вот тогда это уже я буду готова, а ей не хватит времени на что угодно.
— Мне такой план замечательным не кажется. А если с ней будут ее воины? И на сей раз уже не забудут про луки?
— Вначале мы все осмотрим, поглядим, что и как. Тогда будет более подходящее время на подготовку планов.
— А по чему ты ее узнаешь?
— Если это Морриган, то ее магию можно почувствовать уже издалека.
— Но ведь это может быть ее соседка, или даже совсем не Морриган, а просто достаточно сильная волшебница. Откуда ты будешь знать, что это именно она высылает воинов и занимается разжиганием войн?
— Это ты уже цепляешься.
— Потому что беспокоюсь.
— Ну и перестань, не твои заботы.
— Моя забота состоит в том, чтобы помочь тебе доехать и вернуться целой и здоровой. И еще — не стыдиться того, что делаешь.
— Губерт! Ты сам хотел ехать, я тебя не просила.
— Понятное дело, что сам хотел! Период, когда подставляю шею, хотелось бы закончить чем–то осмысленным.
— Тогда возьми и почисть крышу на каком–нибудь храме, будешь иметь заслугу на небе!
Рыцарь пытался сдержать злость. Видимо, Аля это заметила, потому что завершила дело коротко:
— Ну ладно… хватит уже этих расспросов.
— Погоди, меня интересует еще вот что. Откуда вообще взялось это имя — Морриган?
Алисия поглядела на вечернее небо над ними, заложив руки за голову, закрыла глаза.
— Не очень–то легко ответить на этот вопрос человеку, не входящему в круг занимающихся магией…
Из–под полуприкрытых век она оценила, достаточное ли впечатление произвели эти слова на Губерта.
— Видимо придется открыть тебе гадкую правду. Не имею ни малейшего понятия. В книжках про это я не нашла, да и не было особой охоты заниматься.
Алисия с удивлением разглядывала вершины. Лысая Гора, на которой традиционно размещалась школа волшебниц, была единственной (хотя и недоступной) возвышенностью во всей округе. Кроме нее никаких других высоких гор она никогда не видела. То, что она знала до сих пор, были всего лишь крупными холмиками.
Здесь же ее беспокоила крутизна и каменные вершины. Опять же, отсюда было ужасно далеко видать. Целый день заняло у них с трудом пройти лишь четверть того пространства, которое они увидали с первой же возвышенности. Говоря по правде, они видели практически все горы. Трудно поверить, что охваченное одним лишь взглядом пространство может сделаться преградой, которую так сложно преодолеть. Чтобы хоть как–то забраться на перевал, а потом еще и спуститься, пришлось искать обходные пути. Слишком поздно они открыли, что лошади в горах — это, скорее, помеха.
— Мы уже столько едем, а горцев все не видно.
— И очень хорошо. У себя дома это самые приятные хозяева, зато на тракте они становятся самыми паршивыми разбойниками. Надеюсь, что мы с ними не встретимся до самой деревни. Вон, погляди! Вон там охотничий замок князя Эрика!
— Хочешь туда заглянуть?
— Нисколечки. Незачем. Его я показал просто затем, что неподалеку находится нужное нам селение. А в нем постоянного гарнизона нет, всего пара стражников.
Вечером начались неприятности. В связи с возможностью, что Морриган может их обнаружить, Алисия заявила, что перестает колдовать, и попросила Губерта не лезть к ней с лапами, по крайней мере, до возвращения.
— Если погибну, мне уже никогда не удастся!