— Что же, как потом подумала, это был даже вполне шикарный подвал. Для того, кто подобные местечки обожает. А еще — столь дурно пахнущих палачей.
— Так ты от него удираешь?
— Нет. На него я наслала один пророческий сон. И он от меня отстал.
Безумный вопль вновь разбудил всех в замке. И многих, проживавших под замком.
— Госпожа учительница всегда говорила, что мы должны пользоваться чарами очень осторожно, без всяких штучек и чудес. Мне всегда казалось, что этим она желает оправдать свое грязное тряпье и колтун в волосах. Но теперь я уже знаю, что она имела в виду. Мы не можем вредить, потому что это заканчивается местью. Легко догадаться, кто навел заклятие, когда в округе имеется одна волшебница. Но вот сон, это совершенно иное. К примеру, если размышляешь о власти, которую дает плененная тобой чаровница, можешь бояться и тех чудищ, порожденных ее местью. Тогда ты сам создашь свои ночные кошмары, нужно лишь немножечко помочь. Разумных людей такое хорошо сделанное предупреждение заставляет задуматься, а ведь крупному магнату трудно признаться, что он забоялся сна.
— И что ему приснилось?
— А мне откуда знать? Но уж наверняка все, чего он боится и стыдится одновременно, что вызывает его отвращение. И теперь вместо снов о могуществе у него имеются кошмары об исполненных мечтаниях. Он благодарит всех богов, что ничего из них не вышло. Я подарила ему воображение и чуточку ума!
Аля усмехнулась. Бывали такие желанные дары, которые несли в себе проклятие.
Губерт попробовал тот же корешок с соусом. Понятное дело, что он обслуживал себя только правой рукой, левую прятал под столом, чтобы не подсовывать культю под самые глаза Алисии.
— А соус очень даже ничего. Похоже, ты точно уверена, что барон от тебя отвязался. Но кто–то за тобой до сих пор гонится.
— Скорее, что–то меня гонит. Поначалу я просто путешествовала, пока Метле не надоело. Но ведь в крепости защищаться гораздо легче, чем в пути. Опять же, гораздо легче подучить чего–нибудь, чего не знаешь в своем ремесле. Вот я и курила этот участок, построила дом, наложила предохраняющие заклинания.
— Ага, и увеличила все это, чтобы иметь возможность прилечь, — улыбнулся юноша сыру на резной дощечке, — и теперь явно создашь моду на волшебниц, проживающих в башнях. Потому что домик твой выглядит ну совершенно как башенка.
Они стояли на галерейке, опоясывающей приличных размеров двор. Алисия буквально надулась от гордости, когда рыцарь ошалело глядел на садик посредине.
— Алинка, ну я понимаю: чары. Но вот это уже совершенно непристойно. Ты разрушила соседний дом?
— Нет? Даже не знаю, как тебе это толком объяснить. Тут нечто похожее на волшебный дорожный мешок: в средине она намного больше, чем снаружи.
Дом снаружи был ненамного больше колодца, на месте которого он появился. Губерт вздохнул.
— Ну ладно. Тебе захотелось травки во дворе. С деревом тоже все в порядке, тоже люблю яблоки прямо с ветки. Но вот пруд с островом?
— Его я придумала недавно, так, для пробы. В такую жару там так приятно посидеть. Пошли, сам увидишь.
Она сняла башмаки и побежала, плескаясь водой, доходящей ей до щиколоток. Губерт сделал то же самое… и погрузился по пояс. Вдобавок еще и поскользнулся, промокнув до нитки. Он уже собирался было сказать что–то относительно волшебных шуточек, когда увидел ряд столбиков на дне. Аля пробежала по ним. А сам он — рядом. Юноша поглядел на волшебницу и второй раз в этот день был обрадован ее смехом. А потом уселся прямо в воде, раз уж он и так был мокрый.
— Иди ко мне!
— Нет, ты иди!
Губерт выкарабкался на островок, сразу же стаскивая негнущийся и тяжелый от воды дублет. Потом уселся и стащил ногавицы и мокрую рубашку. Затем уже растянулся на траве. Да, хозяйка была права: в такую жару здесь было просто божественно. Рыцарь вырос высоким и худым, но за последний год приобрел мышцы взрослого мужчины. Он посчитал это неплохой оказией, чтобы произвести какое–никакое впечатление на Алю, хотя, как правило, стыдился ходить полуголым.
Волшебница искоса глянула на его подштанники.
— Что, ничего больше снимать не собираешься?
Губерт вздохнул:
— Боюсь, что не оправдаю твоих ожиданий.
— Ты, и боишься?
— Может же и у меня быть один недостаток.
Солнце пригревало.
— Никак не пойму, что у тебя не так. Ты же создала тут рай на земле.
— Крепость. И тюрьму. Разве что с позолоченными решетками.
Откуда–то она вытащила ремешок и начала подвязывать волосы. Те росли длинные, пушистые, непослушные и очень густые — так что справиться с ними было нелегким заданием. Губерт открыл, как ужасно не хватало ему вида этих волос в течение последнего года. Аля говорила медленно, часто прерываясь: